Немой Мазохизм

Он будет смотреть в окно и выглядывать там меня, а потом резко вскочет и побежит открывать дверь, кинется на меня и будет весело приветствовать, как делал обычно. А я обниму его, не пожадничаю сказать ему, что соскучился, подойду к барной стойке и достану бутылку виски. Он будет говорить, чтоб я не пил, ведь я только выписался, но я его не послушаю. А потом продолжится наша прежняя жизнь.

Твоя одежда — мед. сестра приносит картонную коробку и улыбаясь ставит ее на постель.

Всю эту неделю я был чист. За всю неделю я не принял ни дозы, не выкурил ни одной сигареты, не выпил ни одного стакана алкоголя. Быть чистым было… больно. Это была тяжелая неделя. Почему-то я постоянно думал о нем. Его не было. Какого вообще хрена я постоянно думал о нем?

Я забираю свои вещи, ключи от машины, сигареты. На улице холодно и солнечно. Все ходят такие свежие и улыбчивые. Будни. Утро. Быть трезвым тоже было странно. Всё вокруг было четко. Всё яркое и чёткое. Тебя не шатало и не глючило. Только чистота, свежесть и боль от ломки.

Пустота.

Я возвращаюсь домой, но его там нет. Грэмма нет у меня, его нет нигде. Я захожу в зал, подхожу к подоконнику где он обычно сидел. Его нет. Меня никто не встречает и никто не вешается мне на шею, как это бывало обычно.

Пустота.

Она повсюду. Она внутри.

Мне его дико не хватает. Я только сейчас понимаю, как мне его не хватает. Я жалею о том, что сказал ему в больнице. Я жалею о том, что вообще его повстречал. Я жалею о том, что в тот день я решил проехаться. Я жалею.

Мне впервые не хотелось нажраться до умопомрачения, потому что я знаю, что тогда бы мне стало еще хуже. Мне не хотелось глотать колёса и принимать наркоту, потому что я не горел желанием оставаться без рук… всё что я там говорил про то, что я всё равно буду это принимать, я погорячился. Я был слишком раздавлен мыслью об ампутации.

Сажусь на подоконник. Закуриваю. Теперь я его жду.

Я не знаю где он. Я не знаю, где его искать. Я впервые чувствую себя настолько беспомощным. Таким жалким. Думаю, где он может быть. И может ли вообще «быть». Ему некуда было возвращаться кроме как сюда, либо назад в психушку, но не знаю, что бы его заставило вернуться в психушку. Но думаю, что туда есть смысл съездить.

Собираю свои вещи, забираю ключи от машины, завожу мотор и направляюсь назад в Лондон, в психушку. Я трачу весь день на дорогу. Я чувствую себя вымотанным, но не больным, как это было раньше. В жизни без наркоты были свои плюсы. Глаза не слезились, нос не чесался и не одолевала непрекращаемая жажда. Не было ощущения липкой кожи и невесомости. Всё было иначе. Я и забыл, что это такое, чувствовать себя таким трезвым, таким чистым.

В Лондоне льёт дождь и всё в тумане. Как всегда. Тут было мрачно. Серо. Болезненно. Паркуюсь у ворот. Думаю, что сейчас я его увижу. Мне даже как-то радостно. До тех пор пока мне не говорят на посту, что он здесь не появлялся с момента своего побега.

Паршиво.

Думаю, где он может быть еще. На ум приходит только его брат. Я за рулем вот уже девять часов, но я должен выяснить сегодня. Вспоминаю, что часы посещения закончились. Так или иначе, сегодня я уже ничего не узнаю. Что ж, отложим на завтра.

Я не могу возвращаться в свой старый дом из-за того убийства. Приходится снять номер на пару дней. Не успеваю войти, как валюсь на кровать и тут же отрубаюсь.

Он снится мне. Он снится мне каждую ночь с того момента как он ушел. Это сводит меня с ума. А потом я просыпаюсь в полной пустоте и утро кажется невыносимым. Ты будто вновь и вновь умираешь по утрам, тогда как во сне ты, наоборот, живёшь.

Я сижу в баре-ресторане отеля, помешиваю ложкой свой латте. Раньше мы с Грэммом завтракали вместе. Он всегда заказывал свои эти блинчики с чаем и жевал уставившись на меня. А я пил свой кофе и поторапливал его, говорил, что у нас мало времени. Мне не хватало сейчас этого. Стул напротив пустует, но я всё еще представляю, что он здесь. Со мной.

Я сажусь в машину и направляюсь в тюрьму. Нам вообще не стоило бы сейчас светиться, ведь с момента всех этих убийств прошло не так много времени. Хотя полиция до сих пор не составила фотопортрет предполагаемых преступников. Они даже и не приблизились к этому. Так что пока что можно было быть спокойным. Хотя некоторые меры предосторожности не помешали бы.

Сейчас его приведут.

Спасибо.

Я жду около десяти минут и вскоре Эллиона приводят под конвоем. На нем как всегда эта улыбочка, но как только он меня видит, улыбочка в миг куда-то улетучивается и кажется мне, что это не к добру. У него на руках наручники, оранжевая тюремная форма весёлых тонов и встрёпанные белые волосы. Он садится передо мной и злобно так смотрит.

Эээ… привет — машу ему рукой, натянуто улыбаясь.

Оставь себе. Что ты с ним сделал?

Что?