Конец света так и не наступил. Свет не кончался. Кончались тепло и газ, электричество и водопровод, но кончались они столько раз, по отдельности и вместе, что принимать это суетное мельтешение за столь величественное действо, как Конец Света — было бы просто свинством, неуважительным быдлячьим свинством по отношению к Глубокоуважаемому. Кто такой Глубокоуважаемый?
Добавить в моё избранное
243 мин, 28 сек 12196
Это Хтоническое Животное, которое приходит тогда, когда уже всё. ОН. Северный полярный лис. Притом очень полный, настолько полный, что просто-таки ТОЛСТЫЙ. Так и называют — Толстый Полярник. Чтоб по имени не звать — кто же в наше время зовёт Глубокоуважаемого по имени? Он ведь и прийти может. На мягких лапах, потому как из многих его имён есть и Подкрадывающийся Незаметно…
Петрович, бывший профессор. Понедельник, 31.07, раннее утро.
— Растудыть твою пикачу — произнёс немолодой, но крепкий ещё мужик, прилаживая на спине здоровенный рюкзак из выцветшего брезента. Не любил он этот рюкзак — громоздкий, твёрдый — фанера изнутри, и на багажник не повесишь, всю дорогу на своём горбу тащить. Но никуда не денешься — надо. Оглядел ещё раз верного коня — видавший много лучших лет велосипед. Много разных коней было у мужика с тех пор, как был куплен этот, да все вышли — не по карману стал корм. А старый педальный скакун всё продолжает бессрочную службу. Давно погас когда-то считавший пробег велокомп, никто и не знает теперь, сколько километров намотано на тонкие колёса. Да и кому оно надо? Едет пока что — и ладно. Цепь поменять бы, да не на что, не возят — спроса нет. А в область когда ещё соберёшься… По весне сварил в отработке, тщательно размешав в ней растёртый в мелкую пыль вынутый из батарейки графитный стержень — масло давно смыло, а графит держался, придавая всему, что прикасалось к цепи, несмываемый чёрный отпечаток. Сезон доходит ещё, а что перескакивает — так нечего во всю дурь давить, не олимпиада… Да и силы поберечь надо — дорога долгая впереди, и непрямая. Кто прямо ходит — дома не ночует… Мужик запер сарай, взгромоздился в седло и неспешно попылил по просёлку вдоль дороги. Тут не так трясёт — земля ровная, а на старой дороге сплошные ямы и выбоины — ремонтировали её последний раз ещё при Путине, да и то только вид делали ради выборов…
Наташка, королева продуктового ларька. 31.07. утро.
День, изменивший мир, начинался не так уж плохо. С утра приходил Гриша — не то бригадир, не то глава клана зробитчан-западенцев, осевших тут так давно, что никого уже их соседство не парило. Вроде и не свои, но и не таджики какие-то, хохлы — их даже «побратимы» не трогали. Поглядывали косо, но мочить приказа не было. Не цунарэфы, славяне, белая раса… Гриша накупил здоровенную торбу продуктов, и не сухарей с макаронами, а консервов, чая, рисовой крупы — товара дорогого и прибыльного. Даже водки три бутылки взял — никак праздновать собрались чего-то. Восемнадцать тыров заплатил, и пятихатка из них — законная её зарплата. Да и хозяйка довольна будет. Она вообще добрая — девчонки рассказывали, какие порядки у других торговцев, привирали конечно, но и с поправкой всё равно мрачно получалось. А тётя Лена — хорошая. Не бьёт за недостачу — просто штрафует. И не трахает — всё у неё с ориентацией в порядке. Даже когда рэкет залётный наехал — не сдрейфила, сама прикатила, Ольку, сменщицу Наташкину, выгнала из ларька и полчаса о чём-то «тёрла» с двумя обкуренными чучмеками.
Так и сдала их тёпленьких подоспевшей «крыше» — смотрящему из второго микрорайона Алексию с двумя побратимами. Тем даже ловить чучмеков не пришлось — сами в руки вышли. Попинали их для порядка, и в багажник. Куда потом — никто не спрашивал. Уж явно не на родину, и не в казённый дом. Может, картошку растить, а может — сразу удобрять… Машка, третья их сменщица, крутила как-то с Всеволодом, который заливал ей, что сотник Братства — он много чего рассказывал, хвалился, как ещё в 90-е пацаном участвовал в «акциях», и не только дома, в Москву ездили чурок гасить, и про нынешние порядки рассказывал… Потом, правда, оказалось, что никакой он не сотник, и даже десятник бывший — поймал его Алексий пьяным в дым и разжаловал — пей, да дело разумей… Так что может и про остальное врал, кто его знает. Он и к Наташке клеился, но не дело это — у подруг парней уводить, да и староват всё же — двадцать пять лет! (Наташка не любила старших партнёров, были у неё на то свои причины, но рассказывать их она никому не собиралась, даже матери). Хотя парень завидный, на районе ни одна гопоть не пристанет, кроме конченных совсем нариков. Тем плевать, хоть из Братства, хоть откуда — они вообще как крокодилы, все мозги сторчали. Бьют их побратимы смертным боем, но тех меньше не становится… Ну и в Заречье не ходить, понятное дело — но туда и так, не будучи подругой скинхеда, лучше не ходить. Изнасилуют — ещё полбеды, могут и зарезать, просто так, для удовольствия. Чужой район, «чёрный» — населённый и беженцами очередной армяно-азербайджанской войны, и изгнанными из неожиданно вспомнившей о чистоте расы Германии турками, которым оказались не рады на родине, и ещё кем-то откуда-то, не сильно дружными между собой, но вполне готовыми дружить против «белых», русских районов.
Наташке оставалось отстоять ещё полтора часа, а там и Машка должна подойти, её смена. За это время ничего достойного внимания не произошло — было несколько покупателей, но брали все по мелочи, не развернёшься особо.
Петрович, бывший профессор. Понедельник, 31.07, раннее утро.
— Растудыть твою пикачу — произнёс немолодой, но крепкий ещё мужик, прилаживая на спине здоровенный рюкзак из выцветшего брезента. Не любил он этот рюкзак — громоздкий, твёрдый — фанера изнутри, и на багажник не повесишь, всю дорогу на своём горбу тащить. Но никуда не денешься — надо. Оглядел ещё раз верного коня — видавший много лучших лет велосипед. Много разных коней было у мужика с тех пор, как был куплен этот, да все вышли — не по карману стал корм. А старый педальный скакун всё продолжает бессрочную службу. Давно погас когда-то считавший пробег велокомп, никто и не знает теперь, сколько километров намотано на тонкие колёса. Да и кому оно надо? Едет пока что — и ладно. Цепь поменять бы, да не на что, не возят — спроса нет. А в область когда ещё соберёшься… По весне сварил в отработке, тщательно размешав в ней растёртый в мелкую пыль вынутый из батарейки графитный стержень — масло давно смыло, а графит держался, придавая всему, что прикасалось к цепи, несмываемый чёрный отпечаток. Сезон доходит ещё, а что перескакивает — так нечего во всю дурь давить, не олимпиада… Да и силы поберечь надо — дорога долгая впереди, и непрямая. Кто прямо ходит — дома не ночует… Мужик запер сарай, взгромоздился в седло и неспешно попылил по просёлку вдоль дороги. Тут не так трясёт — земля ровная, а на старой дороге сплошные ямы и выбоины — ремонтировали её последний раз ещё при Путине, да и то только вид делали ради выборов…
Наташка, королева продуктового ларька. 31.07. утро.
День, изменивший мир, начинался не так уж плохо. С утра приходил Гриша — не то бригадир, не то глава клана зробитчан-западенцев, осевших тут так давно, что никого уже их соседство не парило. Вроде и не свои, но и не таджики какие-то, хохлы — их даже «побратимы» не трогали. Поглядывали косо, но мочить приказа не было. Не цунарэфы, славяне, белая раса… Гриша накупил здоровенную торбу продуктов, и не сухарей с макаронами, а консервов, чая, рисовой крупы — товара дорогого и прибыльного. Даже водки три бутылки взял — никак праздновать собрались чего-то. Восемнадцать тыров заплатил, и пятихатка из них — законная её зарплата. Да и хозяйка довольна будет. Она вообще добрая — девчонки рассказывали, какие порядки у других торговцев, привирали конечно, но и с поправкой всё равно мрачно получалось. А тётя Лена — хорошая. Не бьёт за недостачу — просто штрафует. И не трахает — всё у неё с ориентацией в порядке. Даже когда рэкет залётный наехал — не сдрейфила, сама прикатила, Ольку, сменщицу Наташкину, выгнала из ларька и полчаса о чём-то «тёрла» с двумя обкуренными чучмеками.
Так и сдала их тёпленьких подоспевшей «крыше» — смотрящему из второго микрорайона Алексию с двумя побратимами. Тем даже ловить чучмеков не пришлось — сами в руки вышли. Попинали их для порядка, и в багажник. Куда потом — никто не спрашивал. Уж явно не на родину, и не в казённый дом. Может, картошку растить, а может — сразу удобрять… Машка, третья их сменщица, крутила как-то с Всеволодом, который заливал ей, что сотник Братства — он много чего рассказывал, хвалился, как ещё в 90-е пацаном участвовал в «акциях», и не только дома, в Москву ездили чурок гасить, и про нынешние порядки рассказывал… Потом, правда, оказалось, что никакой он не сотник, и даже десятник бывший — поймал его Алексий пьяным в дым и разжаловал — пей, да дело разумей… Так что может и про остальное врал, кто его знает. Он и к Наташке клеился, но не дело это — у подруг парней уводить, да и староват всё же — двадцать пять лет! (Наташка не любила старших партнёров, были у неё на то свои причины, но рассказывать их она никому не собиралась, даже матери). Хотя парень завидный, на районе ни одна гопоть не пристанет, кроме конченных совсем нариков. Тем плевать, хоть из Братства, хоть откуда — они вообще как крокодилы, все мозги сторчали. Бьют их побратимы смертным боем, но тех меньше не становится… Ну и в Заречье не ходить, понятное дело — но туда и так, не будучи подругой скинхеда, лучше не ходить. Изнасилуют — ещё полбеды, могут и зарезать, просто так, для удовольствия. Чужой район, «чёрный» — населённый и беженцами очередной армяно-азербайджанской войны, и изгнанными из неожиданно вспомнившей о чистоте расы Германии турками, которым оказались не рады на родине, и ещё кем-то откуда-то, не сильно дружными между собой, но вполне готовыми дружить против «белых», русских районов.
Наташке оставалось отстоять ещё полтора часа, а там и Машка должна подойти, её смена. За это время ничего достойного внимания не произошло — было несколько покупателей, но брали все по мелочи, не развернёшься особо.
Страница
1 из 68
1 из 68
