Неконец

Естественно, ничего этого не было. Обычный городок, обычные люди. И женщины не в паранджах, ну разве что одежда малость отличается — грудь через топики не просвечивает, как у тех девчонок-продавщиц. Вот количество людей на улицах — отличается заметно. Женщины с сумками куда-то топают, мужчины в возрасте на лавочках сидят, молодые кучкуются небольшими толпами… Другая здесь жизнь, да. На него оглядываются, но больше вскользь. Но оглядываются неприятно. Ладно, вот и супермаркет, и даже стоянка для велосипедов при нём.

Помня совет стриженого — или правильнее сказать «бритоголового»? — профессор напрямую подъехал к «коновязи», задвинул переднее колесо между направляющими и зашёл в магазин. Тоже вполне обычный, разве что винная секция не встречала у входа, как в таких магазинах заведено, а была задвинута куда-то в угол. Но там ему ничего не было нужно, потому он быстро прошёл по ряду хозтоваров, выбирая пачки и флаконы подешевле, пересчитав написанные на ярлычках цифры в «удельную цену», расплатился на кассе и отправился к выходу.

Возле велосипеда крутилось несколько подростков, но при его появлении они как-то смутились и отошли, громко переговариваясь по-турецки. А может, по-азербайджански, или на другом языке, но уж точно не на русском.

— Зря вы велосипед без присмотра оставляете — послышалось со стороны магазина. Выговор своеобразный, но речь чистая, без всяких там «слюшай» или «э-э-э, уважаимый». Молодой парень, ровесник, наверное, того бритоголового, но уже не выглядящий подростком. Может, дело в аккуратной, тщательно оформленной бородке, а скорее во взгляде — недетский у него взгляд.

— Спасибо — ответил профессор, подтягивая поудобнее отяжелевший рюкзак.

— Да не за что. И лучше бы вам сюда не приезжать. Не любят тут чужих…

Сказано вроде бы доброжелательно, но не понять намёк было трудно. Ещё раз поблагодарив, Петрович влез в седло, стараясь казаться старше и неуклюжее чем был, и с кряхтением начал разгоняться. Сзади засвистели подростки, загомонили что-то, старший парень их перекрикивал. Тюркскими языками профессор не владел, но отдельные слова понимал. Несколько раз отчётливо прозвучало «уч гюз» — три дня. Три дня что? Три дня потерпеть, а потом — можно? Он был бы очень рад выдумать другое толкование…

Наташка

На обратном пути Наташка заглянула домой. Встречаться с матерью не хотелось — начнёт допытываться, где была, с кем… Расчёт оправдался — дома никого не было, мать ушла на работу, только записка «еда в холодильнике, гулёна». Платили на заводе плохо и нерегулярно, зато периодически выдавали то продукты, то шмотки какие-нибудь по смешной цене. В основном из налогового и таможенного конфиската, а иногда и откровенный секонд-хэнд, но происхождение вещей их не волновало. Слово «гулёна» показывало, что настроение у матери хорошее — иначе нашлись бы слова покрепче. Есть не хотелось, но если оставить еду нетронутой — мать обидится. Девушка пересыпала молодую картошку в пластиковую коробочку, добавила свежей зелени, чуть-чуть масла — и вручила это перетаптывающемуся на площадке Сергию. В квартиру парень заходить отказался. Написала на том же листочке ответ: «У меня всё хорошо, я у друзей, не звони — на телефоне денег нет». Выковыряла из глубины карманов зарплату, затолкала в «секретное место», подумала пару секунд — и вторую часть тоже убрала.

Сергий, Наташка, день 1.08, посёлок, белая сторона

— Ты скоро?

— Сейчас, только переоденусь, жарко уже.

— Бери сразу купальник, на озеро сходим.

— Ага — Наташка, не заморачиваясь лишними приличиями, сдёрнула майку прямо в комнате. Хотя Сергий не только видел, но и трогал её где только фантазии хватало, вид подпрыгнувших загорелых грудок подруги не мог оставить его равнодушным. Он шагнул в комнату, прикрыл дверь и аккуратно поставил в уголок сумку с продуктами.

— Ты что, не надо, не здесь! — замахала на него руками Наташка.

— Почему? Мать на работе, раньше обеда не придёт…

— Тут слышимость на весь подъезд. Дом панельный, щели такие, что ночь свет включать не надо, от соседей светло.

— Пусть завидуют!

— Ага, тебе завидовать будут, а про меня — матери стучать…

— А то она не догадывается.

— Мало ли что догадывается. А тут заведёт волыну «ты меня перед соседями позоришь»…

— Ну ладно, не будем. Пошли тогда?

— Сейчас — Наташка метнулась в ванну, на всякий случай приостановив раздевание.

Горячую воду, конечно, уже отключили — включалась она по утрам и на ночь, а в остальное время труба только завывала голодным зевом. Кое-как протерев подмышки холодной намыленной ладошкой и натянув купальник, девушка была готова. Только платье накинуть.

На улице действительно было уже жарко, на открытое место из тени окружающих дом деревьев и выходить не хотелось. Так обочиной и побрели, шурша полузасохшей травой.