Зверь?

) не призрак, значит крыша съехала. Значит прощай работа в органах, и здравствуй, доктор — дядюшка мелкого воришки.

Вот и комната. Долгие мучительные секунды, пока рука шарит по стене в поисках выключаќтеля. Находящийся в помещении (бред!) либо не заметил капитана, либо не обратил на него вниќмания. Пальцы упираются в пластмассу. Игорь представляет пожелтевший от времени квадрат с чёрным седельцем в центре. Не одного лишнего движения! Стремительность и напор! Окно едва проглядывается сквозь плотные шторы. Силуэт кресла расплывчат и неясен.

Красильников мысленно рисует план комнаты. Ещё раз прокручивает порядок действий и, наќконец, решается. Щелчок, вспышка не особо мощной лампочки слепит почище солнечного света. Капитан прыгает, рассчитывая оказаться за спинкой кресла.

Комната встречает Игоря возмущённым звоном бутылок и (что естественно) пустым креслом. Ещё с мгновение Красильников пялится на пыльные углы и с полувздохом, с полувсхлипом опусќкаќется на пол. Это конец! Взгляд капитана останавливается на зажатом в руке оружие. Дейќствиќтельно, чего проще, поднести ствол к подбородку, лёгкое, едва уловимое движение пальца и всё! Покой! Ни трупов, ни призраков, ни похмелья, ни осточертевших сослуживцев. Покой!

А есть ли Там покой? Кто прав советские агитаторы или постперестроечные проповедники разных мастей. Хорошо если тлен и забвение, а если нет?!

Пока Игорь ведёт сам с собой теологические споры, рука подносит оружие всё ближе и ближе к лицу. Щёлкает предохранитель, палец ложится на спусковой крючок. Красильников заќвоќрожено смотрит в чёрный глазок ТТ. Что Там? Земля, черви, небытиё? Вечные муки, новые переќрождения, кипящие котлы? И почему он, Красильников, ещё не Там? Почему он должен ежеќдневно видеть останки тех, кто по наивности считал нелепую череду событий, проќзванную жизќнью, бесценным даром? Почему не наоборот. Игорь чувствовал себя преступником осуждёнќным на пожизненное заключение в этом страдающем от алкоголизма теле, в этом забыќтом богом райценќтре, в этом периодически сходящем с ума государстве, в этом пожирающем себя человечеќском соќобществе. Надежды на амнистию никакой… Хотя стоп! Вот она, в руке!

Воронёная сталь почти касается кожи. Указательный палец покоится на спусковом крючке. Ещё мгновение…

Взгляд Игоря скользит по полу, и капитан едва успевает отдёрнуть руку. Выстрел оглушает, пуля обжигает кожу и царапает по скуле. С потолка сыплется побелка. Амнистия отменяется, отќменяется одним коротким словом, что вывел на пыльном полу чей-то тонкий палец.

Красильников не отрывает глаз от четырёх, знакомых с детства букв. Он никак не может поќстичь смысл простенького вроде бы слова. Кто или что обращается к нему с посланием? Капиќтан неподвижно сидит до утра, зачарованный выведенным в пыли словом «УТРО».

Полина Васильевна с шести часов утра заняла пост у лифта. Сегодня она решила в пух и прах разнести алкаша соседа. Всю ночь за стенкой били посуду, а под утро ещё чего-то и взоќрвали. Сегодня непутёвый забулдыга получает последнее замечание, а уж следующий разговор Полина Васильевна собиралась проводить в присутствии начальства ночного дебошира. Пусть только слово поперёк скажет, только рот откроет! По такому случаю у пенсионерки была заготовќлена соответстќвующая бумага.

Готовясь к атаке на опустившегося соседа, Полина Васильевна подмела площадку перед лифќтом, попыталась очистить стены от нанесённых тинэйджерами иероглифов, проследила с общестќвенного балкона за расходящимися и разъезжающимися по рабочим местам жителями многоќэтажки и, исчерпав лимит общественнополезных дел, снова взялась за веник.

— Мети, не мети, — ворчала пенсионерка, — всё равно насвинячат. Что за народ пошёл?! Дома-то, небось, каждую пылинку с мебелей сдувают, а в подъезде разве что на голову не гаќдят. Своќлочи! Ни стыда, ни совести! Никакой управы не найдёшь. Ничего не боятся. Да и как тут боќяться! Послал бог соседа — милиционера — пьёт, как сапожник! И все они такие! Раньше-то по друќгому было… Ой, здравствуй, Оксаночка, — Полина Васильевна одарила соседку медовой улыбќкой, — работать?

Раздражённая ранним пробуждением, серединой рабочей недели и крошечным прыщиком над правой бровью, девушка едва кивнула.

Лифт, подчиняясь каким-то неведомым законам, останавливался на всех этажах, кроме того, на котором стояли пенсионерка-общественница и опаздывающая на работу Оксана.

— А я всю ночь глаз не сомкнула, — заскучавшая было на посту Полина Васильевна пользоќваќлась каждым мгновением ожидания блудного спускового механизма. — Ни-ни. И знаешь отќчего? Сосед, ну, милиционер, всю ночь пил! Представляешь?! Ладно, пил — дело его — я ему ни мать, ни тёща. Так он, варнак, посуду бить начал. Кричать чего-то. А под утро как что-то грохќнет! Не слыќхала?

Оксана, которой и мент-алкаш и грохот в его квартире, были абсолютно безразличны, буркќнула нечто отрицательное.