Добавить в моё избранное
196 мин, 37 сек 12526
Только и оставалось сидеть, молчать и время от времени прислушиваться к голосам Хиргарда и Вальгаста у костра…
— И все-таки я не могу понять тебя, Хиргард! Как можно сражаться против Хейда и в то же время верить в Небесного Господина и прочие сказки, которые…
Хиргард повелительным взмахом руки прервал менестреля. Пепельные волосы и повязка на левом глазу делали его лицо мрачным, но с близкими друзьями вожак лесной дружины мог и посмеяться, и поспорить о, казалось бы, отвлеченных вещах. Единственная область, в которой он становился непреклонен — это его вера в Небесного Господина. Вальгаста Хиргард уважал, но смеяться над Творцом не позволял никому.
— Не богохульствуй! Только потому, что Небесный Господин придает мне сил и помогает, я до сих пор сражаюсь с вампирами!
Но Вальгаст сдаваться не собирался:
— Как же ты можешь надеяться на помощь Творца, если его служители учат людей не противиться тирану? Если саму эту веру вводил Хейд, когда завоевывал земли свободных племен поколения назад?
— Жрецы — тоже люди, и они исказили Истину. Но Небесный Господин сотворил этот мир чистым от мерзости…
— Откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что он вообще существует?
— Я верю в это! — и глаза Хиргарда сверкнули гордостью несломленного, непобежденного вождя — Так меня учил мой отец, так верили мои предки, которыми я горжусь! Отречься — это предать их.
— Однако… — выдержал насмешливую паузу Вальгаст — Однако ты не вспоминаешь о тех предках, которые действительно были свободны, не кланялись никакому Хейду…
— Ты говоришь о язычниках? О тех, кто приносил в жертву идолам живых людей? Но посмотри: я, раб воли Творца, много лет с маленьким отрядом сражаюсь против всей Империи, а они, язычники, за чьей спиною были многочисленные армии и укрепленные твердыни, были завоеваны…
— Ну, людей они в жертву вряд ли приносили. И ты забываешь о том, что Великая Страна на Восходе так и не покорилась ни тирании Хейда, ни власти Бога — рабовладельца…
Хиргард с сомнением покачал головой:
— Я многое слышал о Народе Рос. Одни говорят, что это и не народ вовсе, а множество племен, которые даже не имеют до сих пор единого вождя и предпочитают драть глотки в спорах на многотысячных сходках. Говорят, что их языческие игрища в честь Богов и Предков состоят лишь в пьянстве и разврате, что они простодушны и глупы, что они ненавидят друг друга до того, что даже бьются селением на селение по особо установленным дням. И я бы во все это поверил… Но еще я слышал, что воины ариев бросались грудью на вражеские клинки, чтобы последним ударом все-таки настигнуть недруга. Мне рассказывали, что витязи, хранящие границы Арьяварты, спят на голой земле, намотав на руку поводья коней, чтобы по первой тревоге вскочить в седло и ринуться в бой, что когда чужеземные захватчики врывались в их города, женщины сражались рядом с мужчинами и предпочитали покончить с собою, но не попасть в плен, что этот народ презирает золото и не желает знать рабства, а вместо клятв говорит: «Если я не исполню обещанного, да будет мне стыдно!». И мне трудно сказать, что тут правда, а что — ложь.
Хиргард замолчал. Взгляды его и Вальгаста встретились, и оба едва заметно кивнули друг другу, подтверждая бессмысленность дальнейшего спора. Каждый превыше всего иного — даже собственной веры! — ценил Братство в рядах восставших против захватчиков, и каждый же мог сказать сидящему напротив: «Не время раскалывать монолит строя! Кто бы ни был прав»…. И бродяга — менестрель, и опытный вожак бунтовщиков чувствовали сердцем: есть та Правда, которой человек (если он — Человек!) должен посвятить свою Жизнь до конца, каким бы Богам он ни молился.
Некоторое время царило молчание. Наконец Хиргард подкинул в пламя костра сучьев и заговорил снова:
— Я ввязался в слишком крупную и опасную игру, Вальгаст. Пока у меня было мало людей, пока я лишь время от времени тревожил обозы и поселения, Хейду было плевать на меня, как и на всех прочих разбойников, скрывающихся в лесах. Но сейчас я поступил слишком неосторожно: если шайка лихих людей берет крепость, то это уже не шайка, а войско… И Хейд это понимает! Понимает он и то, что это не то войско, которое может бросить вызов всей мощи его Империи. За хорошую добычу придется платить. И я вижу лишь два выхода…
Хиргард бросил проницательный взгляд на менестреля, но тот лишь молча кивнул, ожидая продолжения. И вождь понял, что он САМ должен сказать то, что давно его тревожило.
— Я могу распустить людей и с самыми надежными из надежных уйти в глухие леса. Оставить селения на разграбление карателям повелителя вампиров. Отречься от всякого родства с трусливыми и подлыми вилленами. Так я должен поступить, если хочу сохранить свою жизнь и жизнь своих соратников…
Вальгаст поднял глаза и с затаенным ожиданием сказал:
— Но если бы ты собирался так поступить, ты вряд ли стал бы об этом говорить, и тем более — со мною.
— И все-таки я не могу понять тебя, Хиргард! Как можно сражаться против Хейда и в то же время верить в Небесного Господина и прочие сказки, которые…
Хиргард повелительным взмахом руки прервал менестреля. Пепельные волосы и повязка на левом глазу делали его лицо мрачным, но с близкими друзьями вожак лесной дружины мог и посмеяться, и поспорить о, казалось бы, отвлеченных вещах. Единственная область, в которой он становился непреклонен — это его вера в Небесного Господина. Вальгаста Хиргард уважал, но смеяться над Творцом не позволял никому.
— Не богохульствуй! Только потому, что Небесный Господин придает мне сил и помогает, я до сих пор сражаюсь с вампирами!
Но Вальгаст сдаваться не собирался:
— Как же ты можешь надеяться на помощь Творца, если его служители учат людей не противиться тирану? Если саму эту веру вводил Хейд, когда завоевывал земли свободных племен поколения назад?
— Жрецы — тоже люди, и они исказили Истину. Но Небесный Господин сотворил этот мир чистым от мерзости…
— Откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что он вообще существует?
— Я верю в это! — и глаза Хиргарда сверкнули гордостью несломленного, непобежденного вождя — Так меня учил мой отец, так верили мои предки, которыми я горжусь! Отречься — это предать их.
— Однако… — выдержал насмешливую паузу Вальгаст — Однако ты не вспоминаешь о тех предках, которые действительно были свободны, не кланялись никакому Хейду…
— Ты говоришь о язычниках? О тех, кто приносил в жертву идолам живых людей? Но посмотри: я, раб воли Творца, много лет с маленьким отрядом сражаюсь против всей Империи, а они, язычники, за чьей спиною были многочисленные армии и укрепленные твердыни, были завоеваны…
— Ну, людей они в жертву вряд ли приносили. И ты забываешь о том, что Великая Страна на Восходе так и не покорилась ни тирании Хейда, ни власти Бога — рабовладельца…
Хиргард с сомнением покачал головой:
— Я многое слышал о Народе Рос. Одни говорят, что это и не народ вовсе, а множество племен, которые даже не имеют до сих пор единого вождя и предпочитают драть глотки в спорах на многотысячных сходках. Говорят, что их языческие игрища в честь Богов и Предков состоят лишь в пьянстве и разврате, что они простодушны и глупы, что они ненавидят друг друга до того, что даже бьются селением на селение по особо установленным дням. И я бы во все это поверил… Но еще я слышал, что воины ариев бросались грудью на вражеские клинки, чтобы последним ударом все-таки настигнуть недруга. Мне рассказывали, что витязи, хранящие границы Арьяварты, спят на голой земле, намотав на руку поводья коней, чтобы по первой тревоге вскочить в седло и ринуться в бой, что когда чужеземные захватчики врывались в их города, женщины сражались рядом с мужчинами и предпочитали покончить с собою, но не попасть в плен, что этот народ презирает золото и не желает знать рабства, а вместо клятв говорит: «Если я не исполню обещанного, да будет мне стыдно!». И мне трудно сказать, что тут правда, а что — ложь.
Хиргард замолчал. Взгляды его и Вальгаста встретились, и оба едва заметно кивнули друг другу, подтверждая бессмысленность дальнейшего спора. Каждый превыше всего иного — даже собственной веры! — ценил Братство в рядах восставших против захватчиков, и каждый же мог сказать сидящему напротив: «Не время раскалывать монолит строя! Кто бы ни был прав»…. И бродяга — менестрель, и опытный вожак бунтовщиков чувствовали сердцем: есть та Правда, которой человек (если он — Человек!) должен посвятить свою Жизнь до конца, каким бы Богам он ни молился.
Некоторое время царило молчание. Наконец Хиргард подкинул в пламя костра сучьев и заговорил снова:
— Я ввязался в слишком крупную и опасную игру, Вальгаст. Пока у меня было мало людей, пока я лишь время от времени тревожил обозы и поселения, Хейду было плевать на меня, как и на всех прочих разбойников, скрывающихся в лесах. Но сейчас я поступил слишком неосторожно: если шайка лихих людей берет крепость, то это уже не шайка, а войско… И Хейд это понимает! Понимает он и то, что это не то войско, которое может бросить вызов всей мощи его Империи. За хорошую добычу придется платить. И я вижу лишь два выхода…
Хиргард бросил проницательный взгляд на менестреля, но тот лишь молча кивнул, ожидая продолжения. И вождь понял, что он САМ должен сказать то, что давно его тревожило.
— Я могу распустить людей и с самыми надежными из надежных уйти в глухие леса. Оставить селения на разграбление карателям повелителя вампиров. Отречься от всякого родства с трусливыми и подлыми вилленами. Так я должен поступить, если хочу сохранить свою жизнь и жизнь своих соратников…
Вальгаст поднял глаза и с затаенным ожиданием сказал:
— Но если бы ты собирался так поступить, ты вряд ли стал бы об этом говорить, и тем более — со мною.
Страница
12 из 55
12 из 55
