Добавить в моё избранное
185 мин, 35 сек 1322
Это был один из тех странствующих проповедников, которые время от времени забредали в пограничные города с Заката, пытаясь найти в них последователей учения о Небесном Господине. Великолепно поставленным, выразительным голосом профессионального оратора он наставлял:
— Сколь тщетно всякое стремление человека, которое он не сопрягает со страхом и всевозможным почтением перед Небесным Господином! Что есть слава, и власть, и богатство, и женская любовь пред ликом вечности за пределами бытия? Не пустое ли наваждение? Что ждет в старости того, кто не отверз свою душу откровению истинной веры? Так стоит ли завидовать богатому и знатному, славному и богатому, если они куда скорее падут в вечный огонь, нежели душа бедняка, в поте лица своего добывавшего пропитание и довольствовавшегося малым?
Златояр подтолкнул Ярополка локтем:
— Слышишь? Это он учит, чтобы люди любую гадину над собой терпели да еще и в нищете жили!
Скорый на расправу Вратибой добавил:
— Таких бы мудрецов их же бородами и удавить бы!
Однако Ярополк придержал его:
— Погоди! Давай еще послушаем…
А послушать и вправду было занятно! Проповедник поучал, грозил, посвещал в тайны мироздания, его голос менялся от громогласного обличительного надрыва до трагического шопота, он воздевал руки и скорбно ник головой… А слушатели, за исключением трех названных братьев, явно относились к словам старика сочувственно, особенно дряхлые старухи и увечные, полубезумные от малоподвижной жизни калеки: они так же скорбно покачивали головами и приговаривали: «Грех, грех»…. По словам проповедника выходило, что чуть ли не вся жизнь человека достойна презрения и посмертного наказания, и только «праведность» — добровольная бедность, скорее даже нищета, покорность судьбе и власть имущим, смирение и набор прочих подобных качеств будто бы позволяли человеку хоть на что-то надеяться на «том свете». Да, воистину — слово «смерть» чаще любого другого встречалось в речи старика, как будто не здесь, а там, за пламенем погребального костра, начиналось нечто «настоящее»… И страшным, внушающим необъяснимый страх призраком над деревянным помостом реяло бордовое знамя с черным крестом, верхний конец которого заменяла петля. Знак новой веры. И знак Империи Хейда, подмявшей под себя все земли к закату от Русколани!
Наконец старик решил, что произвел достаточное впечатление на слушателей, и даже не «спросил», а скорее вопросил:
— Есть ли среди вас тот, кто не вместил всей мудрости, и хочет спросить меня о законах истинной веры?
— Есть! — Ярополк стремительно протиснулся в первый ряд, за ним последовали и Златояр с Вратибоем:
— Мудрый старец! Откуда так много известно тебе о том, что ждет нас после смерти? Ты вызывал и вопрошал души умерших, не нашедших нового воплощения?
Лицо проповедника исказилось, он плюнул на доски помоста и злобно ответил:
— Ты понимаешь, о чем говоришь, язычник? Заниматься колдовством — великий грех! И никакого «нового воплощения» не бывает — мы живем только один раз, и потому должны думать не о плотских радостях, а…
— Значит, ты и сам не можешь знать точно, что ждет нас после смерти?
Глаза проповедника вспыхнули мрачным огнем:
— Я верю в это, язычник! И лучше уверовать и таким, как ты, ибо во власти Небесного Господина покарать грешников и на земле!
Еще никто и никогда не смел в таком тоне говорить с Ярополком. Витязь несколько наклонил голову и глянул на старика изподлобья. Затем расправил плечи и, окинув взглядом людей вокруг, заговорил сам:
— Ты сказал все, что считал нужным, старик. Теперь позволь мне рассказать о своей вере! Я — простой воин, и моим ремеслом было сражаться, а не размышлять о мироздании. Однако волхвы, хранители мудрости моего народа, учили меня, что долг и счастье каждого из нас — в труде здесь, на нашей Родной Земле. Здесь мы, арии, испокон веков пахали, сеяли, охотились, строили дома и славили Богов, благодаря за урожай и достаток.
— Нелепые языческие идолы! — ввернул старик, но молодой витязь, словно и не услышав, продолжал:
— Волхвы учили меня видеть красоту вокруг и ценить женскую любовь, которую ты только что поносил с ненавистью, достойной мужеложца. И я всегда желал лишь одного: чтобы после меня на моей Земле остался достойный след, чтобы мои дети были счастливы! Мы верим, что души людей вновь и вновь рождаются здесь, но даже если это не так… Грош цена слабосильному рабу, который живет по твоей вере, старик. Я думаю, что еще придет день, когда вашего духу и вовсе не останется в Арьяварте. — Тут витязь еще раз обвел толпу взглядом и с силой завершил свою речь — Думайте же, люди — отрекаться ли вам от Родных Богов!
Затем, не ожидая новых софизмов проповедника, он повернулся и, не оборачиваясь, вместе с двумя названными братьями пошел прочь от помоста. Душа его была полна презрения к горожанам, падким на чужеземные соблазны.
— Сколь тщетно всякое стремление человека, которое он не сопрягает со страхом и всевозможным почтением перед Небесным Господином! Что есть слава, и власть, и богатство, и женская любовь пред ликом вечности за пределами бытия? Не пустое ли наваждение? Что ждет в старости того, кто не отверз свою душу откровению истинной веры? Так стоит ли завидовать богатому и знатному, славному и богатому, если они куда скорее падут в вечный огонь, нежели душа бедняка, в поте лица своего добывавшего пропитание и довольствовавшегося малым?
Златояр подтолкнул Ярополка локтем:
— Слышишь? Это он учит, чтобы люди любую гадину над собой терпели да еще и в нищете жили!
Скорый на расправу Вратибой добавил:
— Таких бы мудрецов их же бородами и удавить бы!
Однако Ярополк придержал его:
— Погоди! Давай еще послушаем…
А послушать и вправду было занятно! Проповедник поучал, грозил, посвещал в тайны мироздания, его голос менялся от громогласного обличительного надрыва до трагического шопота, он воздевал руки и скорбно ник головой… А слушатели, за исключением трех названных братьев, явно относились к словам старика сочувственно, особенно дряхлые старухи и увечные, полубезумные от малоподвижной жизни калеки: они так же скорбно покачивали головами и приговаривали: «Грех, грех»…. По словам проповедника выходило, что чуть ли не вся жизнь человека достойна презрения и посмертного наказания, и только «праведность» — добровольная бедность, скорее даже нищета, покорность судьбе и власть имущим, смирение и набор прочих подобных качеств будто бы позволяли человеку хоть на что-то надеяться на «том свете». Да, воистину — слово «смерть» чаще любого другого встречалось в речи старика, как будто не здесь, а там, за пламенем погребального костра, начиналось нечто «настоящее»… И страшным, внушающим необъяснимый страх призраком над деревянным помостом реяло бордовое знамя с черным крестом, верхний конец которого заменяла петля. Знак новой веры. И знак Империи Хейда, подмявшей под себя все земли к закату от Русколани!
Наконец старик решил, что произвел достаточное впечатление на слушателей, и даже не «спросил», а скорее вопросил:
— Есть ли среди вас тот, кто не вместил всей мудрости, и хочет спросить меня о законах истинной веры?
— Есть! — Ярополк стремительно протиснулся в первый ряд, за ним последовали и Златояр с Вратибоем:
— Мудрый старец! Откуда так много известно тебе о том, что ждет нас после смерти? Ты вызывал и вопрошал души умерших, не нашедших нового воплощения?
Лицо проповедника исказилось, он плюнул на доски помоста и злобно ответил:
— Ты понимаешь, о чем говоришь, язычник? Заниматься колдовством — великий грех! И никакого «нового воплощения» не бывает — мы живем только один раз, и потому должны думать не о плотских радостях, а…
— Значит, ты и сам не можешь знать точно, что ждет нас после смерти?
Глаза проповедника вспыхнули мрачным огнем:
— Я верю в это, язычник! И лучше уверовать и таким, как ты, ибо во власти Небесного Господина покарать грешников и на земле!
Еще никто и никогда не смел в таком тоне говорить с Ярополком. Витязь несколько наклонил голову и глянул на старика изподлобья. Затем расправил плечи и, окинув взглядом людей вокруг, заговорил сам:
— Ты сказал все, что считал нужным, старик. Теперь позволь мне рассказать о своей вере! Я — простой воин, и моим ремеслом было сражаться, а не размышлять о мироздании. Однако волхвы, хранители мудрости моего народа, учили меня, что долг и счастье каждого из нас — в труде здесь, на нашей Родной Земле. Здесь мы, арии, испокон веков пахали, сеяли, охотились, строили дома и славили Богов, благодаря за урожай и достаток.
— Нелепые языческие идолы! — ввернул старик, но молодой витязь, словно и не услышав, продолжал:
— Волхвы учили меня видеть красоту вокруг и ценить женскую любовь, которую ты только что поносил с ненавистью, достойной мужеложца. И я всегда желал лишь одного: чтобы после меня на моей Земле остался достойный след, чтобы мои дети были счастливы! Мы верим, что души людей вновь и вновь рождаются здесь, но даже если это не так… Грош цена слабосильному рабу, который живет по твоей вере, старик. Я думаю, что еще придет день, когда вашего духу и вовсе не останется в Арьяварте. — Тут витязь еще раз обвел толпу взглядом и с силой завершил свою речь — Думайте же, люди — отрекаться ли вам от Родных Богов!
Затем, не ожидая новых софизмов проповедника, он повернулся и, не оборачиваясь, вместе с двумя названными братьями пошел прочь от помоста. Душа его была полна презрения к горожанам, падким на чужеземные соблазны.
Страница
17 из 51
17 из 51
