Добавить в моё избранное
185 мин, 35 сек 1309
Но кто дал тебе право на это?
— Право? Этот ублюдок, вместо того, чтобы думать о своем народе, наемничает у Хейда, правящего Закатными Землями, и терзает нашу Родину! Задавить такого гада — долг любого человека, он ведь хуже любого насильника и убийцы!
Но Аргерд не сдавался:
— Если тебе что — то не нравится в нем, попытайся это исправить. Что ты исправишь убийством?
— Мне не нравится? Он разорил несколько селений и поубивал моих людей! Я — царь, и я… Да что тут спорить? Отпусти мою руку!
Аргерд подчинился и отъехал в сторону. Володар с презрением посмотрел на степняка и снова замахнулся мечом. Неожиданно предводитель кочевников гордо задрал подбородок:
— Руби! Я попаду в Сад Небесного Кагана, а великий Хейд придет и заберет твою землю, покорит твой нечестивый народ и…
— Вот тебе земля наша!
Меч прочертил дугу, и обезглавленное тело в конвульсиях упало к ногам коня.
А на душе у царя стало очень тревожно. Потому что последние слова степняка очень напомнили ему то, что не раз говорил брат Аргерд…
— А ведь дивный мед — то у тебя, боярин! Да и бражка добра! Век бы пил!
— В чужих — то землях, знать, не пивал таковых, купецкая твоя душа?
— Э-э! И близко подобного не пивал!
Такими словами перекидывались боярин Благовест и его гость, купец Любомысл, сидя в светлой горнице за небольшим трапезным столом. Они издавна дружили, немало повидали вместе, нажили добра, вырастили детей. Вот и повелось у них время от времени ездить друг к другу в гости, чтобы вдвоем обсудить происходящее вокруг да и вообще поговорить. Съедали, а еще больше — выпивали, они при этом изрядно, хотя хмельным, как и положено опытным мужам, не увлекались. Прислуга при этом не присутствовала.
Любомысл хватил еще чарочку и продолжил:
— Вот был я в дальних краях на Полудне, так там и вовсе таковы люди живут, что не то, что бражки — меду — то пить не пьют!
— Эк их! Как же живут — то они?
— Да каки — то кальяны с дымом курят!
Боярин наполнил свою и гостеву чарки медком и с силой заключил:
— Есть же дурачья на белом свете!
Помолчали. Затем Любомысл спросил:
— Вот скажи мне, Благовест, что такое про брата царева, Аргерда, сказывают? Будто — страшно сказать! — не нашей веры стал, а какой — то чужеземной?
— Верно говорят…
— Так ведь негоже поступает княжич — то, даром что царский сын!
— Негоже. Теперь говорит Аргерд — мол, врагам мстить нельзя, богатства копить нельзя, все поровну должно быть, тогда и войн, и раздоров не будет.
Любомысл негодующе стиснул кулак:
— Что, и умным с дураками уравняться надобно? И разбойникам с людьми добрыми?
— Говорит, надобно… Да ладно, царь — то молодой в отца пошел, чужеземных бредней стороной держится! А чего это у тебя, гостюшка, чарка просохла?
— Да, наполнить бы не мешало ее бражкой — то!
— Уж лучше медком. Бражки уж довольно, как думаешь?
Любомысл кивнул, соглашаясь. Снова осушили боярин с купцом свои чарки и продолжили разговор:
— Слыхал, Любомысл — что ни месяц, так степняки на границы полуденные накатываются?
— Слыхал. Да ведь бьем мы их, ордами целыми изводим! Им ли против нас дерзать?
— Не заржавел покуда клинок рода ариева… Да ведь худыми слухами земля полнится! Будто степняками теми злой царь Хейд из Закатных Земель, как вениками, трясет! И на набеги их подначивает, чтобы границы наши проверить, войну невиданную задумав!
— Ну, было время — он у нас зубы-то пообломал маленько! Его ль бояться?
— Бояться — то, может, и не след, а поостеречься бы стоило. Так, иначе — а враг он нам.
— Да ведь как поостережешься? У иных и у бояр — то мысли не о долге своем, а о брюхе! Ты им про дело, а они меж тем думают, как им выгоду из грозы военной извлечь! А царь молод, не переборет дураков — то седобородых… Кабы еще с братом он за одно сердце был!
Неожиданно снаружи послышались голоса дворовых, и боярин с купцом прислушались, прервав разговор. Кто — то стремительно взбежал по всходу, широко распахнулась дверь, и в горницу вошел Ярополк — сын Благовеста. На его покрытом дорожной пылью лице ясно читалась какая — то решительная и важная дума. Юноша почтительно склонил голову:
— Здоров будь, батюшка Благовест! А и тебе здоровья, Любомысл почтенный, гость торговый!
При этих словах голос вошедшего дрогнул. Благовест и Любомысл переглянулись, и боярин ответил:
— И тебе, сын, поздорову! Не с охоты — полевания ли возвернулся?
— С полевания.
— А почто грусть в сердце затаил? Али дичь в лесу перевелась?
— Нет, батюшка — много добычи во силках было, да и стрелой немало взял.
— Ишь ты! Отчего ж печален? Неужто иным удальцом перед девками — хохотухами на кулачках побит?
— Право? Этот ублюдок, вместо того, чтобы думать о своем народе, наемничает у Хейда, правящего Закатными Землями, и терзает нашу Родину! Задавить такого гада — долг любого человека, он ведь хуже любого насильника и убийцы!
Но Аргерд не сдавался:
— Если тебе что — то не нравится в нем, попытайся это исправить. Что ты исправишь убийством?
— Мне не нравится? Он разорил несколько селений и поубивал моих людей! Я — царь, и я… Да что тут спорить? Отпусти мою руку!
Аргерд подчинился и отъехал в сторону. Володар с презрением посмотрел на степняка и снова замахнулся мечом. Неожиданно предводитель кочевников гордо задрал подбородок:
— Руби! Я попаду в Сад Небесного Кагана, а великий Хейд придет и заберет твою землю, покорит твой нечестивый народ и…
— Вот тебе земля наша!
Меч прочертил дугу, и обезглавленное тело в конвульсиях упало к ногам коня.
А на душе у царя стало очень тревожно. Потому что последние слова степняка очень напомнили ему то, что не раз говорил брат Аргерд…
— А ведь дивный мед — то у тебя, боярин! Да и бражка добра! Век бы пил!
— В чужих — то землях, знать, не пивал таковых, купецкая твоя душа?
— Э-э! И близко подобного не пивал!
Такими словами перекидывались боярин Благовест и его гость, купец Любомысл, сидя в светлой горнице за небольшим трапезным столом. Они издавна дружили, немало повидали вместе, нажили добра, вырастили детей. Вот и повелось у них время от времени ездить друг к другу в гости, чтобы вдвоем обсудить происходящее вокруг да и вообще поговорить. Съедали, а еще больше — выпивали, они при этом изрядно, хотя хмельным, как и положено опытным мужам, не увлекались. Прислуга при этом не присутствовала.
Любомысл хватил еще чарочку и продолжил:
— Вот был я в дальних краях на Полудне, так там и вовсе таковы люди живут, что не то, что бражки — меду — то пить не пьют!
— Эк их! Как же живут — то они?
— Да каки — то кальяны с дымом курят!
Боярин наполнил свою и гостеву чарки медком и с силой заключил:
— Есть же дурачья на белом свете!
Помолчали. Затем Любомысл спросил:
— Вот скажи мне, Благовест, что такое про брата царева, Аргерда, сказывают? Будто — страшно сказать! — не нашей веры стал, а какой — то чужеземной?
— Верно говорят…
— Так ведь негоже поступает княжич — то, даром что царский сын!
— Негоже. Теперь говорит Аргерд — мол, врагам мстить нельзя, богатства копить нельзя, все поровну должно быть, тогда и войн, и раздоров не будет.
Любомысл негодующе стиснул кулак:
— Что, и умным с дураками уравняться надобно? И разбойникам с людьми добрыми?
— Говорит, надобно… Да ладно, царь — то молодой в отца пошел, чужеземных бредней стороной держится! А чего это у тебя, гостюшка, чарка просохла?
— Да, наполнить бы не мешало ее бражкой — то!
— Уж лучше медком. Бражки уж довольно, как думаешь?
Любомысл кивнул, соглашаясь. Снова осушили боярин с купцом свои чарки и продолжили разговор:
— Слыхал, Любомысл — что ни месяц, так степняки на границы полуденные накатываются?
— Слыхал. Да ведь бьем мы их, ордами целыми изводим! Им ли против нас дерзать?
— Не заржавел покуда клинок рода ариева… Да ведь худыми слухами земля полнится! Будто степняками теми злой царь Хейд из Закатных Земель, как вениками, трясет! И на набеги их подначивает, чтобы границы наши проверить, войну невиданную задумав!
— Ну, было время — он у нас зубы-то пообломал маленько! Его ль бояться?
— Бояться — то, может, и не след, а поостеречься бы стоило. Так, иначе — а враг он нам.
— Да ведь как поостережешься? У иных и у бояр — то мысли не о долге своем, а о брюхе! Ты им про дело, а они меж тем думают, как им выгоду из грозы военной извлечь! А царь молод, не переборет дураков — то седобородых… Кабы еще с братом он за одно сердце был!
Неожиданно снаружи послышались голоса дворовых, и боярин с купцом прислушались, прервав разговор. Кто — то стремительно взбежал по всходу, широко распахнулась дверь, и в горницу вошел Ярополк — сын Благовеста. На его покрытом дорожной пылью лице ясно читалась какая — то решительная и важная дума. Юноша почтительно склонил голову:
— Здоров будь, батюшка Благовест! А и тебе здоровья, Любомысл почтенный, гость торговый!
При этих словах голос вошедшего дрогнул. Благовест и Любомысл переглянулись, и боярин ответил:
— И тебе, сын, поздорову! Не с охоты — полевания ли возвернулся?
— С полевания.
— А почто грусть в сердце затаил? Али дичь в лесу перевелась?
— Нет, батюшка — много добычи во силках было, да и стрелой немало взял.
— Ишь ты! Отчего ж печален? Неужто иным удальцом перед девками — хохотухами на кулачках побит?
Страница
4 из 51
4 из 51
