Темные Холмы

Можно прогнать этого, — мне пришлось выдавить из себя странное слово, — подселенца?

— Вот в нем и проблема. Обычный подселенец — это некая энергетическая сущность, что цепляется к твоему астральному телу и соответственно питается энергией. Человек может стать раздражительным, вспыльчивым, теряет сон и аппетит и, в зависимости от продолжительности воздействия и количества подселившихся сущностей, может даже умереть.

Слушая перечисляемые симптомы, я подскочил на кровати и уставился на Марфу Петровну. Даже скепсис из меня весь испарился.

— Вот! — воскликнул я, — Это все и у меня! Не ем, не сплю, чуть что, начинаю психовать.

— Нет, сынок, не все, — женщина покачала головой, и я сел обратно, — Ты, исходя из рассказанного, еще сны странные видишь, и во сне ходишь, словно тобой управляют. И с мамой твоей непонятное творится. Могу лишь предположить, что сущность настолько сильна, что может захватить твое тело, но если нечто подобное и вырвалось из нижних слоев, то я представления не имею, почему ты до сих пор жив и как этому смог сопротивляться. Это уже вне моей компетенции.

По мере ее рассказа я сникал все больше и больше. Надежда, едва зародившись, увядала прямо на глазах. Горло снова сдавило спазмом, и я едва смог проглотить этот комок.

— Значит, мне никто не сможет помочь?

Марфа Петровна увидела мое состояние и поспешила утешить, снова взяв за руку.

— Что ты, Сашенька! Конечно, тебе помогут! Это я уже многого не вижу и не чувствую, но у меня еще осталось достаточно сильных друзей, которые разберутся с происходящим и сделают все, чтобы тебе помочь. Я прямо сейчас позвоню своей старой подруге в столицу, Тимофей как раз у нее. Пора вам с ним тоже во всем разобраться.

Услышав о том, что для меня еще не все потеряно я воспрянул духом, а когда разговор зашел о Тиме то и вовсе подскочил. Многострадальческая кровать от моих подпрыгиваний уже начала поскрипывать.

— Тим вернется? А почему он у этой… вашей подруги? Я думал он у родителей. Что вообще с ним произошло?

— Это пусть он сам тебе расскажет. А пока что, думаю, тебе стоит поспать. Выглядишь ты очень нехорошо.

— Но… — я засомневался, что смогу уснуть сейчас, находясь в таком возбужденном состоянии, мне хотелось поскорее во всем разобраться и решить все проблемы, и еще я побаивался, но Марфа Петровна была непреклонна. Она заставила меня снять обувь, силой уложила на кровать, укрыла и задернула шторы на окнах. Мне было стыдно ей перечить и я решил, что полежу немного, а потом просто встану, сказав, что не могу заснуть. Но не успел я до конца продумать свой план, как незаметно отключился. В этот раз спокойно и без сновидений.

Пробуждение было слегка тяжелым, голова словно налита свинцом, а глаза никак не хотели открываться. Сознание то и дело ныряло в полудрему, пока я не сообразил, что только что спал, а сейчас проснулся, причем мне тепло, удобно, а слегка затекшие мышцы лишь доказывают то, что проснулся я в кровати, а не где-нибудь в канаве на улице.

С наслаждением потянувшись всем телом, я послушал хруст косточек и скрип кровати. Стоп. Моя кровать раньше не скрипела. Тут я окончательно все вспомнил, и где нахожусь, и последние события. Из кухни сразу послышалось несколько голосов, из которых я не узнал ни одного знакомого.

— Ну что, проснулся? Я уже думал и не дождусь.

Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы не подскочить от неожиданности, но когда я обернулся, то увидел знакомый силуэт, что развалился в своем кресле.

— Тимка!

Друг качнул головой, здороваясь.

— Ты чего меня не разбудил сразу, как приехал? И чего в темноте сидишь? — я подскочил к окну и распахнул шторы, в комнате сразу стало светлей, не смотря на то, что на улице уже вечерело, — Уже вечер? Ну и долго проспал же, часов шесть, не меньше!

— Вообще-то ты проспал больше суток.

— Да ладно, Тим, шутки в сторону. И, кстати, чего это ты от меня морду воротишь? — едва я раскрыл шторы, то сразу обратил внимание, что друг странно отворачивается, словно не хочет меня видеть. Хотя, в свете последних событий все возможно. Неизвестно, что я мог натворить в беспамятстве. Друг замялся, но я стал перед ним и наконец увидел его лицо. Вид у Тима был немного сконфуженный, но проблема была не в этом — на лице алело бордовое пятно размером с ладонь. Впрочем, оно и напоминало ожег в форме ладони с растопыренными пальцами

— Жуть какая! — не удержался я, — кто это тебя так?

— А то ты не помнишь! — Тим вдруг разозлился, — Это ты меня и приложил так, и не надо строить из себя невинного.

Я ничего не понимал, но глядя на реакцию друга, мне стало не по себе. А если это и правда сделал я? Что тогда получается? А получается, что я довольно опасен. А если бы я напал на маму? Видя, что Тим немного остыл, я спросил:

— Но как это получилось и, главное, когда?