Темные Холмы

— Мам, у нас все получится. Ты только не плачь. Ты ведь не одна. — Я накрыл ее холодную ладошку своей рукой и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, словно обретя уверенность. Я же этого не чувствовал.

Где-то на Тропе Бесконечности.

— Он не справится, — авторитетно заявил Критика, глядя в огромное зеркало. Оно слегка мутно и с бликами отражало не местную обстановку и говорящего, а некоего парня дурашливо фотографирующегося с друзьями, — вы только посмотрите на него — недалекий школьник, ничем не интересующийся, он даже не догадывается ни о чем! Мы зря теряем время, — он покачал головой и отвернулся от изображения, где парня уже начал отчитывать учитель, но он ничего не предпринял, чтобы заткнуть этого человека и отстоять свое право.

— Ты не прав. Он уже интересуется, — возразил ему товарищ, — он не такой

как все. Я чувствую потенциал. И я никогда не ошибаюсь, а ты все время сомневаешься. Странно, что ты вообще тут.

— Я там, где мой Хранитель.

— Ты и в Хранителе сомневался, или уже забыл?

— Суть моя такая, все ставить под сомнение.

Критика устало потер лицо ладонями и виновато посмотрел на своего Хранителя. Она сидела около почти потухшего костра, засунув босые ноги прямо в горящие угли, задумчиво жуя кусок черствого хлеба. Ни он, ни его товарищ не могли объяснить причины столь странного поведения своей хозяйки. Она не любила останавливаться в городах, предпочитая жить на Бесконечной Тропе, и не считала нужным объяснять свою прихоть.

Тропа пугала Критику и делала его раздражительным, он постоянно чувствовал опасность, ему казалось, что из серого тумана Тропы на него смотрят сотни глаз, тянутся множество щупалец, и если он вдруг останется тут один, то тьма кинется на него, вонзит свои когти ему в горло и оставит умирать здесь вечность. Он знал, что Хранителю тут ничего не угрожает, но не мог понять, почему так спокоен Ловец. Ведь он обычный человек, а им свойственно бояться неизвестного.

Товарищ внезапно подскочил, и Критика почему мстительно подумал, что его друг наконец чего-то испугался, но тот лишь досадливо поморщился и пояснил:

— Мой блудный сосед вернулся. Носило его где-то больше недели, так спокойно без него было. А теперь тормошить меня будет по поводу и без. Извините, мне надо уйти.

— Иди-иди, — пробурчал Критика и сел поближе к своей хозяйке, не то защищая ее от невидимой угрозы, не то чувствуя себя в безопасности около нее.

— До свидания, Ловец, — прошептала Хранительница и помахала маленькой ладонью на прощание.

Ловец улыбнулся и растаял в тумане.

— И все-таки ты не прав, — проговорила она после небольшой паузы, обращаясь к единственному оставшемуся собеседнику.

— В чем не прав, госпожа?

— Он справится. Я уверена.

Молнегорск. Квартира Саши.

Всю ночь я не сомкнул глаз. Голова гудела от множества мыслей, от большинства которых хотелось бежать без вести. За стеной, в спальне матери слышны были вздохи и всхлипы, но когда я зашел к ней, она притворилась спящей, и я не стал теребить ее.

Под утро я, наконец, задремал, но как только сомкнул глаза, зазвенел будильник. Проклиная учителя, который лишен чувства юмора, и из-за которого я лишился законного выходного, собрал волю в кулак, встал, и поплелся в ванную. Даже после умывания в зеркале отразилось потрепанное нечто, с опухшим лицом и темными кругами под глазами. В шутку шарахнулся в сторону и, показав своему отражению средний палец, вдруг заметил записку от мамы. Обычно мы крепили «послания» в центре зеркала, запихивая бумажку под среднюю скрепку, чтоб уж наверняка заметить, но, наверное, мать спешила, поэтому записка отпала и лежала в компании со скомканной салфеткой со следами помады, прислонившись к мусорному ведру.

«Сашенька, я на собеседовании по поводу работы. Скрести за меня пальцы, говорят, начальник тут сущий черт.

Целую, мама.

П. С.: Завтрак приготовь сам, я проспала», — постскриптум был более размашистым почерком, видимо о завтраке она вспомнила в последний момент и дописала уже перед тем, как уйти. Ну вот, теперь ей придется работать, а мне самому себе готовить завтраки. Кстати, когда она успела найти работу?

Кушать мне не сильно хотелось, а готовить хотелось еще меньше, но я, чтобы не огорчать маму добросовестно проверил все кастрюльки и заглянул в холодильник. Кастрюльки сияли первозданной чистотой, а в холодильнике в дверце, словно в насмешку, прикорнули пара яиц и одна сосиска в разорванной упаковке. На полке в гордом одиночестве восседала пузатая банка рассола. Утащив сосиску, быстро ее прикончил, стараясь не думать о том, что сначала ее надо было сварить.

Надев старые вещи, в которых обычно катался на велике с друзьями, я закинул рюкзак с принадлежностями для покраски за спину, вытащил транспорт на улицу и направился к месту встречи с другом.