Дневник человека

Кто мне мешал сильнее, чем я сам?!

— Ошейник вчера не снял. Это меня и спасло. — все тише вещал уходящий в страну Вечной охоты друг, товарищ и брат — Так бы порвала как ссаную тряпку. Но самое поганое, молча все, понял? Ни звука! Это не собака уже была, а что-то другое.

— Семеныч! Я ж тебе звонил вчера! Это эпидемия. В Москве уже все на ушах.

— А я те чо говорю, баранья тупая башка? На стрельбу мою сосед прибежал. Рассказал, что вечером какая-то бабка перегрызла всю семью на конце улицы. Лежала себе, лежала столько лет, а к ночи встала и давай родню рвать. Сечешь, что неспроста это все. Ты кино буржуйское смотришь, знать должен про упырей и про вурдалаков там всяких…

Очень хотелось сострить, что до знакомства с голливудскими ужастиками осилил «Песни западных славян» А. С. Пушкина и «Дракулу» Брема Стокера. Но сверкать интеллектом сейчас на фоне кровавых брызг — пустое. Кто выживет, тот и самый умный окажется. Можно сколько угодно ругать голливудские фильмы, а лучше них пока что никто не показал, какой кошмар нам предстоит.

— Правда она вон как выглядит, во дворе, блядь лежит… Найда-а-а. — старик тихонечко с подвыванием заскрипел зубами, смахнул слезу и потребовал налить себе еще.

Правый глаз его помутнел. Вряд ли старикан уже им что-то видел.

Скрипнула дверь — вошел сосед в линялой фуфайчонке, спортивных пацанских трениках с лампсами и охотничьим ружьем. Соседей у Семеныча вся улица, но это тот самый, что прибежал и рассказал. Кивнули друг-другу, благо знакомы не первый год, а ситуация к приветствиям и рукопожатиям как-то не располагала.

— Семеныч, ты как?

— Херово. Ша! Слушай меня все. Я сейчас себе башку разнесу, чтобы вампиром не стать.

Тут я резко усомнился, что Семеныч еще в своем уме, аж привстал от возмущения. Но вспомнил разговор со Стасом. Это по любому единственный выход для настоящего мужика. У Семеныча слова не расходились с делом и он тут же характерно подвигал ногой под столом, скидывая со здоровой ноги обувь.

— Семеныч, да ты чо, охренел?! — Взревел сосед — Я тебе «скорую» вызвал…

— А Колмаковым помогла твоя скорая? — Семеныч задрал в потолок небритый подбородок, теребил стволы пальцами, но прикладывать их не спешил. — Обещайте, что сожжете меня. Не хочу землю поганить. НИ-ХА-ЧУ! Слышишь, крестничек, мать твою? Клянись!

Хоронить его в промерзшей земле — мягко говоря, проблематично, а бросить старика вот так как падаль я мог. Не имел права и не простил бы себе никогда. Наверное, это решение пришло ко мне, когда я переступил порог и понял, что Семеныч не жилец. Я глухо заворчал, кляня несправедливую суку жизнь. И ее алчную сеструху смерть.

— Если менты вдруг подскочут, придумаете, что им сказать. Хотя лично я очень сомневаюсь, что они народу сейчас подмога. Все. Идите поленницу складывать. Дайте уединения.

Я разлил остатки водки Семенычу и соседу. Мне не хватило, потому как хватит уже бухать. Старый взял водку сам. Соседу подал я. Потом молча обнял Старого за полуседую голову, прижал ненадолго к груди, смахнул соленую влагу с глаз и пошел во двор. Молодец, Семеныч, все продумал. Уйдет при свидетелях. И волю покойного они выполнят, никуда не денутся. Фартануло хоть в этом. Продержался старый солдат до подхода похоронной команды…

Через минуту к фундаменту теплицы, где я назначил место очищающему пламени, подошел сосед. Закурил с третьей попытки. Помолчал.

— Велел ружье вместе с ним на костер. И Найду в ноги ему положить. — Сосед замялся. Стало понятно, костер погребальный сложить он поможет, а вот с трупами чумными мне предстоит возится в индивидуальном порядке. Все верно, мой косяк, мне и разгребать.

С началом работ в доме прозвучал гулкий выстрел. С непривычки я вздрогнул. Смотреть на результаты ни я, ни сосед не отправились: продолжали укладывать топливо. В основание костра пошли столбы, которые хозяин приготовил для починки забора как сойдет снег. Шесть кругляшей легли на кирпичный фундамент теплицы. Сверху уложили доски, куски бруса, дрова для бани. С боков подпер рядом березовых чурок. Несколько кубов сухого дерева увенчала секция старого забора. Места для хозяина с собакой хватит.

Останки Семеныча укутал в простыню, предварительно снял с себя верхнюю одежду. Отнес на руках — костистый старикан после смерти словно стал легче, а может у меня от стресса сил прибавилось. С Найдой пришлось повозиться — пока лопатой спихивал труп на брезент, борясь с усталостью и тошнотой, да тащил ее за цепь — умудохался в конец. Не поленился отнести на костер протез. Последней заняла свое место двуствольная «тулка». Ровесница Семеныча. Перешла ему от отца, героя Великой Отечественной. Служила верой и правдой до последнего часа.

От нас с соседом валил пар. Солнышко грело едва, но нам было жарко. В старой канистре дожидалась свободы солярка. Сейчас станет еще жарче.