Западня

Ещё раз как следует тряханул статуэтку — и вот на мою ладонь выпала маленькая, с ноготок, флешка. Я успел сунуть её в карман до того, как Мария Александровна показалась в комнате и позвала пить чай.

Дома я оказался ближе к полуночи. С трудом отделался от Марии Александровны, которая на протяжении всей «чайной церемонии» не переставала плакаться мне о своем горе, которое с каждым разом становилось мне все безразличнее (может, из-за странной находки?), и кормить меня нерастраченным запасом домашних варений. Серьезно допрашивать её о происшедшем я больше не рисковал.

Кроме того, было ещё нечто странное. На протяжении всего чаепития мне казалось, что меня кто-то неслышно и незримо торопил, словно чьи-то мягкие воздушные лапки упирались мне в лопатки, побуждая встать и уйти. Когда же я вышел из подъезда, давление на спину усилилось, и я почти бежал домой.

В то же время меня не оставляло ощущение, что сзади за мной кто-то идет. Улицы в этот день и час были почти безлюдны, и не заметить слежки было невозможно. Но всякий раз, когда я оглядывался, я никого не видел. В то же время, стоило мне опять продолжить путь, как я ощущал, точнее, «видел» каким-то внутренним зрением следующую за мной по пятам тень. Описать мне её достаточно сложно и сейчас. Это была не тень в нашем смысле слова, как силуэт фигуры. Скорее, это был сгусток тумана, плотно сгущенного воздуха, не имеющий определенного очертания, не различимый для глаз, но ощущаемый всеми порами моего существа.

Войдя в квартиру, я немедленно включил компьютер. Мягкие воздушные лапки переместились теперь с лопаток на мои плечи. Незримые щупальца, казалось, проникли в мои уши, гладили меня по щекам. Навязчивое ощущение чужого вмешательства приводило меня в неистовство. Я чувствовал, что чем дальше, тем больше иду в западню, но не идти в неё я не мог.

Открыв флешку, я увидел там только одну папку, озаглавленную — «ОНА». В папке оказался один-единственный текстовый файл, «Дневник».

Открыв его, я погрузился в чтение.

Глава 3. Дневник Алексея Ершова.

«30 мая, суббота. Никогда не вел никаких дневников, но тучи сгущаются. Истина покрыта мраком. Путь становится опасным. Иду по лезвию ножа. Осенило — нужно записывать, чтоб, если что случиться, мой путь, исключая мои ошибки, повторили другие.

Сегодня — особенный день, я узнал от Тани о третьем самоубийстве, на этот раз Герценштейн, финансист, делец и ещё та сволочь. Мне его ничуть не жаль, но обстоятельства его смерти также ужасны, как и все остальные.

Если брать две предыдущее смерти, Лаврова и Осинского, те ещё можно было списать на случайность. Лавров — в глубоком депрессняке, на него наехала налоговая. Сторожевых собак спустил кто-то «сверху», недостаточно делился. Осинский — наркоман, сидел на героине.

Герценштейн — другое дело. На хорошем счету в Кремле, делится с нужными людьми, здоровый образ жизни, гедонист, любит женщин, яхты, дорогое вино, серфингист и дайвер. Не верю, чтобы он мог залезть в петлю.

Петля! Это самое страшное! Таня по моей просьбе сделала фото. До сих пор мурашки по коже. Синюшное сморщенное как печеное яблоко лицо, почти выпавшие из орбит красные от лопнувших сосудов широко открытые глаза. Синие губы в уродливой гримасе, синий, распухший, вывалившийся язык, кровь на подбородке, бороду хоть выжимай.

Но не это главное. Такое я видел и у других висельников.

Главное то, что его руки упираются в батарею, словно он сам, даже в последние секунды жизни, потуже затягивал петлю, используя горячую батарею (от которой, между прочим, остались на ладонях ожоги) как рычаг.

Да и надо же было умудриться так повеситься! Вместо того, чтобы привязать веревку повыше и побыстрее умереть от падения с высоты, когда ломается шейный позвонок, он повесился ниже, тщательно подогнув ноги… Что за изуверский садизм!

А что за выражение лица и глаз — одновременно и дикого, звериного ужаса, адской боли и в то же время какого-то противоестественного сладострастия (одна только ухмылка, навеки застывшая в уголках губ чего стоит… Словно он в один и тот же момент испытывал и страшную муку, и в то же время сильное удовольствие. Иначе как объяснить, что этот урод повесился таким изуверским образом, да ещё и голым! Это вообще ни в какие ворота не лезет!

Таня говорит, что Юля, его третья по счету жена, зашла в ванную и, увидев мужа, дико рассмеялась. Пыталась слизать ещё не свернувшуюся кровь. Её хотели связать, но она вырвалась. Орала что-то, скакала по дому на четвереньках совершенно голая, пыталась ловить мух, а когда поймала — с каким-то звериным аппетитом их сжирала. Затем натащила кучу хламья в угол комнаты и зарылась там, застыла без движения. Оттуда её извлекли менты. Естественно, в дурку, как и всех [остальных].

Таня в ауте. У неё какие-то подозрения, смутные фантазии. Начались они после второго [самоубийства]. Она больше не хочет ходить в а [ателье?