Западня

Паук часто предстает в роли творца мира, героя, несущего, так сказать, культуру в массы и так далее. Исключительно положительный персонаж.

— Ну а в качестве злого героя он вообще нигде не встречается? — опять с каким-то странным придыханием спросил он.

— Ты пересмотрел «Властелина Колец», я вижу, или ещё чего похуже? — попытался сыронизировать я, но получилось фальшиво. На душе кошки скребли — в первый раз в жизни я слышу в голосе Ершова такое откровенное беспокойство. — Наоборот, у большинства народов мира паук — это символ удачи, богатства, благополучия. Паук в доме — это к богатству, гласит древняя английская поговорка. Если тебя интересуют символы зла — то это скорее змей или дракон. Вот это уж точно космическое зло — причем почти у всех народов мира встречается.

Алексей как-то облегченно вздохнул.

— Ну и слава всемогущему Джа! Значит, если только ты не ошибся в толковании рисунка, это не опасно…

— Что? Не опасно?

— Да нет, ничего, это не важно…

— Опять «не важно»! Слушай, Леш, все, хватит, так дальше не пойдет! — возмутился я. — Давай уж откровенность за откровенность. У нас был уговор!

— Хорошо. Этот рисунок я спер у одного человека, показавшегося мне сначала подозрительным. Она рисовала его, я наблюдал за ней со стороны…

— Кто «она»?

— Не важно. Один из моих информаторов.

— Ого, у тебя снова появилась женская агентура?!

— Типа того. Ладно, Кир, извини тогда за беспокойство. Давай пересечемся как-нить на выходных, послезавтра, например, попьем пивка. У меня есть для тебя пара любопытных историй.

— Ага, договорились. Кстати, только сейчас подумал об этом — символ ещё напоминает восьмиконечную звезду в лабиринте звездного неба. Соединение звезд линиями — обычная практика у древних астрологов для обозначения созвездий, вот и получается лабиринт. Эта ниточка уже ведет нас к Шумеру и культу…

— Надеюсь, и тут ничего криминального нет? — нетерпеливо перебил он.

— Нет, Леш. А почему ты думаешь, что если твоя «информаторша» рисует за твоей спиной такие картинки, то в этом есть что-то такое?

— У меня были для этого основания. Ну ладно, подробно поговорим потом, при встрече.

На том и распрощались.

Наутро ночной разговор со старым другом почти совершенно стерся из моей памяти, и я окунулся в омут самых обыкновенных дел. Накопилось много работы по отчетности, и мне было не до Алексея и его темных махинаций с информацией для очередного, судя по всему, громкого журналистского расследования. Пока я не получил от него смс, где он просил меня завтра срочно встретится с ним. Я не возражал. Встречу назначили в центре, где-то на Бульварном Кольце, сейчас уже не помню точно.

Так вот, на встречу Алексей не пришел.

Что-то неприятно ворохнулось у меня в груди, но я постарался успокоить, вернее, усыпить змею сомнения внутри себя. В самом деле, пару раз у нас с ним уже случались такие нестыковки — Леха был до крайности занятой человек, его планы могли поменяться в последний момент, а позвонить или даже отправить сообщение ему было недосуг. Почему-то мне тогда не пришло в голову ему перезвонить, да и важное дело у меня было в центре, так что я не придал тогда этому значения.

И лишь вечером, как обычно просматривая новости в сети, я узнал, что известный журналист, автор многих скандальных разоблачений Алексей Ершов покончил с собой в ночь с пятницы на субботу, повесившись в ванной, на бельевой веревке.

Алексей Ершов — полноватый, общительный, жизнерадостный шатен, суетливый, расторопный и необыкновенно располагающий к себе с первого взгляда — всегда был моей полной противоположностью. Уж не знаю, почему мы с ним так сдружились ещё в университете. Наверное, по известному космическому принципу, который гласит, что противоположности притягиваются.

Оба мы поступили на исторический. Но уже на втором курсе Алексей, которому изрядно наскучили «периклы» да «платоны», сказал мне как-то: «Ну их к чертям, всех этих мертвецов в простынях! Они и без нас себя чувствуют распрекрасно. И что толку ковыряться в их могилах? Жизни хочу, Кира, жизни!»

Это его фраза про «жизнь» тогда мне запала в душу и стала своего рода «ярлычком» для обозначения этого человека в моей необъятной, как и у всякого историка, памяти. Для Леши жизнь была всем. Жизнь как броуновское движение частиц — хаотическая, бурная, наполненная общением, постоянными перемещениями в пространстве, тусовках.

Переведясь на журналистский, он почти совершенно пропал из моего поля зрения и я уж думал, что наши дороги никогда больше не пересекутся. Однако Ершов по какому-то странному капризу судьбы, время от времени возникал на моем пути. Видимо, я также плотно засел в его внутричерепном жестком диске, как и он — в моем.

В основном, он выплывал из необъятного житейского моря для того, чтобы проконсультироваться со мной по всякого рода историческим темам — иногда из любопытства, иногда и по работе.