Единорог

История моих родителей здесь была выражена наиболее емко и в присущем маме изящном стиле — прямо на первой странице ее дневника:

«После безвременной кончины отца моего прекрасного и прекрасной матери моей в страхе бежала я, преследуемая злодеем, их умертвившим. Но куда бы ни бежала я, он всюду настигал меня, и в час великой нужды я бросилась к магу, встретившемуся мне, и взмолилась, говоря: спаси меня, я последняя в своем роду, я умру, и род мой умрет. И дабы укрыть меня от злодея, милостивый маг, отныне повелитель мой, изменил мой телесный облик, обратив меня в дочь человеческую. И вновь обратилась я к нему, говоря: ты совершил надо мною великое волшебство, и стала я нынче беззащитна, ибо лишилась я своего оружия, нуждаюсь я нынче в защитнике. Но того не сказала я, что мечтала о любви, но будучи последней из своего народа, не могла найти мужа. Нынче же, обретя человеческий облик, могла я полюбить и полюбила своего избавителя. Он же полюбил меня и прочел в моем сердце, и сочетались мы браком по человеческим законам и народили дочь, имя которой дали — Валерия».

В другой комнате затренькал мобильник. Послышался голос Валеры, сонный и злой:

— Да! Серый, вы, что, там без меня не можете разобраться? Как дети, на хрен! Хаз то, Хаз се!… Да?… Ладно, скоро буду.

Он выругался вполголоса. Послышались шаги. Валера остановился в дверях.

— Тебе надо уйти? — сказала я.

— Да. Извини, ладно?… Странная комната.

— Это папин кабинет.

Валера зашел, заоглядывался вокруг. Увидел мамин портрет.

— Кто это?

— Моя мама.

— Ты на нее не похожа.

— Да, — сказала я.

— Мне идти надо, Лер. Ты извини, я сегодня так глупо пришел. Я исправлюсь, честно. Цветы и все такое.

— Валер, не надо. Не траться.

Лицо его замкнулось.

— Ты думаешь, для меня это проблема?

— Ты еще нового русского изобрази, — сказала я, — Не надо мне ничего дарить, Валер, правда.

— Можно, я завтра приду?

— Приходи. Без цветов.

— Ты не любишь цветы?

— Люблю, — сказала я, — Но я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал. А то у тебя, похоже, отработанная тактика.

— Это тебе Сашка наболтал? Так мне можно прийти, да?

— До четырех я в университете. А потом приходи.

Он ушел. Я закрыла за ним дверь и осталась одна.

Минут через десять после ухода Валерка мне позвонил. Я взяла трубку, а он говорит:

— Это я.

— Привет, — сказала я, — Ты, что, чтото забыл?

— Мне показалось, ты обиделась.

— Нет, — сказала я.

— Лер…

— Что?

— Я тебя люблю, — сказал он еле слышно. Будто не сказал, а просто почудилось.

Мне вдруг показалось, что он сейчас отключит телефон.

— Валера!

— Да? — сказал он, помолчав.

— У тебя неприятности?

— Не бери в голову.

— Валера!

— У меня все нормально, Лер, правда. Ты извини, мне пора.

Я смотрела прямо перед собой. Провела пальцем по телефону, стирая пыль между кнопок. Сказала тихонько:

— Я тоже тебя люблю.

Валера молчал. Потом начал тихо:

— Лер, я… — осекся, — Я зайду завтра, ладно? Ты извини, мне, правда, пора.

И отключил телефон.

Я долго так сидела. Не знаю, о чем я думала, ейбогу. Просто сидела. Через десять минут он позвонил снова.

— Лер, это я.

— Что случилось?

— Ничего. Ты извини, у меня, похоже, глюки пошли. Я тебе звонил только что? Или нет?

— Звонил, — сказала я.

— И что ты мне сказала?

— Я тебя люблю, — сказала я еще тише.

Мы помолчали.

— Ты ведь меня совсем не знаешь, — сказал он.

— Ты меня тоже не знаешь. Знание — это не любовь. Знание — это так. Может быть, привязанность, но ведь не любовь.

— А что любовь?

— Откуда мне знать? — я подумала, — Может, это ты.

Он хмыкнул.

— Знаешь, Лер, чего со мной только не было, но я никогда не думал, что мне ктонибудь такое скажет. Знаешь, я… Помнишь то стихотворение, которое ты мне рассказывала?

— Какое?

— Про единорога.

Мое сердце, смятенное, забилось у самого горла.

— Так я, — продолжал Валера, — Как тот святой. Мне кажется, что я совсем с катушек слетел. Что я уже в клинике, мне уколы колют, а ты мне просто снишься.

— Валера!

— Ты, знаешь, не подходи к телефону, если я опять буду звонить. Я ведь буду.

Я засмеялась.

— Ладно.

— Я завтра зайду?

— Заходи.

— Пока.

На этом наш разговор и закончился.

Любовь — странная штука. Ведь мы и правда не знаем друг друга. Хотя, проживи мы всю жизнь рядом, лучше мы все равно друг друга не узнаем.