Двуспальный гроб

Сколько раз он взбирался на развилку в ветвях и оттуда подолгу смотрел в её окно, наблюдая, как она перелистывает за столом тетради, слушает музыку, причёсывается, готовясь ко сну… Роману отчего-то вдруг подумалось, что он больше никогда не увидит свою возлюбленную, и его сердце кольнула ледяная игла тоски. Чувство было мимолётным, но настолько сильным, что несчастный влюблённый кинул под деревом сумки и, не обращая внимание на дождь, полез по корявому стволу.

То, что он увидел в распахнутом окне, ударило его как молнией. Дыхание перехватило, сердце сжалось, мысли пришли в смятение. Не помня себя, Роман пронзительно закричал. Увиденная картина показалась ему жутким кошмаром, который не привидится в самом страшном сне. Ирина делала минет собственному отцу! Роман не удержал равновесия и, если бы в самый последний момент машинально не схватился за ветвь, то упал бы и неминуемо покалечился. Исцарапавшись в кровь, он стремительно спустился на землю. Ураганный ветер норовил сбить с ног, хлеставшие струи пригвождали к земле, но он не замечал их. Подобрав сумку с головой шведа, он бросился к подъезду.

В дверь сто тридцать восьмой квартиры он звонить не стал. Просунул лезвие ножа между створкой и косяком, надавил посильнее, потом разбежался и треснул плечом. Потом ещё раз. И ещё… Дверь распахнулась. Роман ввалился в прихожую.

По квартире летали листы бумаги, взвивались шторы и с грохотом захлопывались и распахивались двери. Роман вбежал в комнату. Зрелище, представшее его глазам, было настолько омерзительным и страшным, что в первый момент он отказался поверить, что женщина, прильнувшая к паху Синцевецкого, — это Ирина, его Ирина!

Промокший насквозь, вспотевший, задыхаясь от волнения, с гулко бьющимся сердцем, он приблизился к ней сзади и, недолго думая, обрушил на её голову тяжёлый удар кулака.

— Что ты делаешь, сука! — закричал он.

Для Амалии, увлечённой возбуждением Синцевецкого, этот удар был страшной неожиданностью. Она рухнула на пол и с полминуты лежала неподвижно. Первой её мыслью было, что её постигла небесная кара. А иначе как объяснить появление этого незнакомца в самую решительную минуту, когда успех был близок, член Синцевецкого уже стоял и оргазм вот-вот должен был наступить? Леденящий страх сковал её волю, она затравленно смотрела на Романа, не в состоянии пошевелить и пальцем.

— Вот ты, оказывается, какая! — сдерживая рвущиеся наружу рыдания, проговорил Роман. — Ты проститутка, блядь, мерзкая, подлая тварь, которую мало убить! — Он взмахнул ножом перед самым её носом. — И я ещё целовал тебя! Тьфу!

Упоминание о поцелуях заставило Амалию насторожиться. А может, это и не демон вовсе, а простой смертный?

Роман сходил за сумкой, оставшейся в прихожей, и, вернувшись, вытащил из неё окровавленную голову.

— Признайся, — он ткнул её в лицо вампирше. — У него ты тоже сосала? А? Что гляделки-то вылупила? Не узнаёшь? Накрылась твоя заграница! Накрылась Москва, институт, всё, всё, всё!… — Роман прижал мёртвую голову к лицу Амалии. — На, целуй его! Лижи! Соси! — Он прижимал голову с такой силой, что вампирша вскрикнула от боли. — Лижи его, покуда ты ещё дышишь, падаль… Я тебя слишком сильно любил, чтоб ты осталась жива. Ты умрёшь… — Амалия попыталась вырваться, но, получив несколько чувствительных ударов, снова затихла. — Не дёргайся, сучка! Я любил тебя больше собственной жизни, и поэтому ты подохнешь!…

— Оставьте её, прошу вас, — подал голос дрожащий Синцевецкий.

Роман, не обращая на него внимания, отбросил голову и взял в руку нож. Амалия взвизгнула, рванулась всем телом, но Роман навалился на неё. Прижатая к полу, графиня судорожно дышала и со злобой и ужасом глядела на бывшего ирининого любовника. А он, придерживая рукой её лицо, провёл лезвием по её лбу. Из раны густо засочилась кровь.

— О-о-о… Хорошо… Мне уже легче… — Из глаз Романа катились слёзы, тогда как рот его кривился в усмешке. — Теперь ты уже не такая красивая… — Он провёл лезвием над её верхней губой, потом по подбородку, по нежной шее. Амалия визжала и пыталась высвободиться, но объятия Романа были твёрже стальных клещей. — Мне уже совсем легко… — приговаривал он, чертя кровавые линии на её лице. — Ты не похожа на мою Ирину… Ты не она… Ты уродливая, гнусная ведьма… И я тебя убью…

Он разорвал на её груди рубашку и ножом начертил над её сосками короткое матерное слово. Порезы сразу окрашивались кровью. Вампирша стиснула в кулак все свои силы и рванулась. Эта последняя отчаянная попытка неожиданно удалась. Впавший в какой-то транс Роман вовремя не среагировал и слишком поздно протянул руку, чтобы схватить её. Вампирша вырвалась и отбежала.

Взвыв от ярости, Роман с силой всадил нож в паркет — туда, где она только что лежала.

Вампирша, не сводя с него глаз, нащупала рядом с собой что-то твёрдое, липкое. Это была отрезанная голова. Не раздумывая, она швырнула её в Романа.