Добавить в моё избранное
151 мин, 55 сек 18808
Они не знали всех её свойств, но чувствовали могучую магическую ауру, которая распространялась вокруг неё, и поклонялись ей…
— Ну и зачем тебе эта колонна?… Здесь приносились кровавые жертвы? Это место пугает меня, Альфред. Надо держаться подальше от него…
— Дело в том, что я вспомнил: именно в этой колонне находится маска.
— Ну что ещё за маска, Альфред?
— Маска, которую нельзя поднять. Она вделана в эту колонну. Но в неё можно поместить лицо, и если перед этим совершить определённый магический ритуал, то душа одевшего маску будет скопирована. Собственно, сейчас с тобой и общается такая копия…
— Теперь и я вижу её, — прошептала Елена.
В этом сумрачном, почти несуществующем освещении, на фоне тёмной массы стен и сводов, колонна выделялась совершенной чернотой. Колонна выделялась своей значимостью, и казалось живой, но всё же не двигалась, а стояла, выжидающе наблюдая за ними.
Елена уже не просила Альфреда, чтобы он повернул, так как знала, что просить об этом бесполезно, а только молилась про себя, чтобы всё поскорее и успешно заканчивалось. Никогда ещё так не тосковала она по небу, пусть даже и серому, тучами завешенному…
Альфред подошёл вплотную к колонне, и медленно повёл по ней ладонью. Он чувствовал высеченные на ней древние руны. И некоторые из этих рун жгли, а некоторые — кололи холодом. Но он не отдёргивал руки, а всё вёл, разыскивая маску.
Елена поведала чуть слышно:
— Я чувствую: волосы у меня на голове шевелятся так, будто я Горгона.
— В этом месте очень много магической энергии, — сосредоточено шепнул Альфред.
Вдруг фитили на свечах замерцали синими льдинками, и вот уже взвились, источая холод девять синих огоньков, высветили испуганное лицо Елены, и торжественное, и почти безумное лицо Альфреда.
Высветили они и вделанную в колонну маску. Находилась она на двухметровой высоте, так что можно было предположить, что создатели колонны отличались немалым ростом.
— Я тоже хочу поместить лицо в эту маску, — сказал Альфред.
— Зачем? — удивилась Елена.
— Не знаю, но, может быть, мне откроется что-нибудь важное.
Альфред оглянулся, и, приметив лежавший в стороне кусок глыбы, подтащил его к колонне. Подсвечник он передал Елене, но она быстро поставил его на пол, вымолвив:
— Не могу держать. Этот огонь леденит… Мне так холодно…
Альфред встал на кусок глыбы, и его лицо оказалось как раз напротив маски. Елена взмолилась:
— Ну зачем, зачем ты это делаешь? Я не только про эту маску говорю, а вообще — почему ты не можешь жить нормально, спокойно? Зачем тебе эти опасные приключения, от которых кровь стынет?
— Я ещё не знаю, — печально ответил Альфред. — Зачем мне, то есть моему создателю, понадобилось отправляться в ад? Он говорил о какой-то прекрасной цели… Э-эх, вспомнить бы эту цель. Ну вот сейчас у меня слабая надежда — может, поместив лицо в маску, я вспомню.
— А ещё одного двойника не создашь?
— Нет. Даже, если бы и захотел, то не смог бы. Потому что для этого требуется магический ритуал, который я сейчас совершенно не могу вспомнить. Ну всё, Елена. Ты не волнуйся, я только немного своё лицо подержу там, и, скорее всего, ничего не произойдёт. После этого мы будем выбираться наверх…
С этими словами Альфред поместил своё лицо в маску.
Елена, сцепив руки на груди, стояла почти такая же недвижимая, как статуя, и только вот тряслась. Тряслась от холода, от напряжения, от страха. Зато Альфред, как погрузил своё лицо в маску, так больше и не двигался.
Девушка уже собиралась окликнуть его, когда заметила, как ярче засияло пламя девяти свечей. Да и не свечи это уже были, а настоящие факелы из синего, ледяного пламени. В одно мгновенье прогорели они, но уже не было прежней тьмы.
По колонне словно огненная паутина расползлась. Из бессчётных трещинок выбивалось пульсируя, лавовое свечение. Гораздо более широкие, хотя и не такие яркие трещины раскололи пол. Из них тоже вырывались отблески далёкого пламени. Но самым страшным был стон — то была чудовищная музыка преисподней, слитый с гулом, беспрерывный, содержащий в себе все возможные и невозможные ноты страдания, глубочайший в своей безысходности стон даже не тысяч, а миллионов и миллиардов голосов…
Чтобы не слышать этой сводящей с ума музыки, Елена зажала уши, но вибрация этой муки проникала через пол в её ноги, и дальше — распространялась по всему телу.
И всё же она, не надеясь быть услышанный за этим гулом пламени и муки, закричала:
— Альфред!
Но глаза её расширились, и она, оступившись, едва не полетела в бездну, когда увидела, что происходит с Альфредом. Его ноги оторвались от пола, и всё тело приняло вертикальное положение, а потом сделалось таким же угольно-чёрным, как и вся колонна.
— Ну и зачем тебе эта колонна?… Здесь приносились кровавые жертвы? Это место пугает меня, Альфред. Надо держаться подальше от него…
— Дело в том, что я вспомнил: именно в этой колонне находится маска.
— Ну что ещё за маска, Альфред?
— Маска, которую нельзя поднять. Она вделана в эту колонну. Но в неё можно поместить лицо, и если перед этим совершить определённый магический ритуал, то душа одевшего маску будет скопирована. Собственно, сейчас с тобой и общается такая копия…
— Теперь и я вижу её, — прошептала Елена.
В этом сумрачном, почти несуществующем освещении, на фоне тёмной массы стен и сводов, колонна выделялась совершенной чернотой. Колонна выделялась своей значимостью, и казалось живой, но всё же не двигалась, а стояла, выжидающе наблюдая за ними.
Елена уже не просила Альфреда, чтобы он повернул, так как знала, что просить об этом бесполезно, а только молилась про себя, чтобы всё поскорее и успешно заканчивалось. Никогда ещё так не тосковала она по небу, пусть даже и серому, тучами завешенному…
Альфред подошёл вплотную к колонне, и медленно повёл по ней ладонью. Он чувствовал высеченные на ней древние руны. И некоторые из этих рун жгли, а некоторые — кололи холодом. Но он не отдёргивал руки, а всё вёл, разыскивая маску.
Елена поведала чуть слышно:
— Я чувствую: волосы у меня на голове шевелятся так, будто я Горгона.
— В этом месте очень много магической энергии, — сосредоточено шепнул Альфред.
Вдруг фитили на свечах замерцали синими льдинками, и вот уже взвились, источая холод девять синих огоньков, высветили испуганное лицо Елены, и торжественное, и почти безумное лицо Альфреда.
Высветили они и вделанную в колонну маску. Находилась она на двухметровой высоте, так что можно было предположить, что создатели колонны отличались немалым ростом.
— Я тоже хочу поместить лицо в эту маску, — сказал Альфред.
— Зачем? — удивилась Елена.
— Не знаю, но, может быть, мне откроется что-нибудь важное.
Альфред оглянулся, и, приметив лежавший в стороне кусок глыбы, подтащил его к колонне. Подсвечник он передал Елене, но она быстро поставил его на пол, вымолвив:
— Не могу держать. Этот огонь леденит… Мне так холодно…
Альфред встал на кусок глыбы, и его лицо оказалось как раз напротив маски. Елена взмолилась:
— Ну зачем, зачем ты это делаешь? Я не только про эту маску говорю, а вообще — почему ты не можешь жить нормально, спокойно? Зачем тебе эти опасные приключения, от которых кровь стынет?
— Я ещё не знаю, — печально ответил Альфред. — Зачем мне, то есть моему создателю, понадобилось отправляться в ад? Он говорил о какой-то прекрасной цели… Э-эх, вспомнить бы эту цель. Ну вот сейчас у меня слабая надежда — может, поместив лицо в маску, я вспомню.
— А ещё одного двойника не создашь?
— Нет. Даже, если бы и захотел, то не смог бы. Потому что для этого требуется магический ритуал, который я сейчас совершенно не могу вспомнить. Ну всё, Елена. Ты не волнуйся, я только немного своё лицо подержу там, и, скорее всего, ничего не произойдёт. После этого мы будем выбираться наверх…
С этими словами Альфред поместил своё лицо в маску.
Елена, сцепив руки на груди, стояла почти такая же недвижимая, как статуя, и только вот тряслась. Тряслась от холода, от напряжения, от страха. Зато Альфред, как погрузил своё лицо в маску, так больше и не двигался.
Девушка уже собиралась окликнуть его, когда заметила, как ярче засияло пламя девяти свечей. Да и не свечи это уже были, а настоящие факелы из синего, ледяного пламени. В одно мгновенье прогорели они, но уже не было прежней тьмы.
По колонне словно огненная паутина расползлась. Из бессчётных трещинок выбивалось пульсируя, лавовое свечение. Гораздо более широкие, хотя и не такие яркие трещины раскололи пол. Из них тоже вырывались отблески далёкого пламени. Но самым страшным был стон — то была чудовищная музыка преисподней, слитый с гулом, беспрерывный, содержащий в себе все возможные и невозможные ноты страдания, глубочайший в своей безысходности стон даже не тысяч, а миллионов и миллиардов голосов…
Чтобы не слышать этой сводящей с ума музыки, Елена зажала уши, но вибрация этой муки проникала через пол в её ноги, и дальше — распространялась по всему телу.
И всё же она, не надеясь быть услышанный за этим гулом пламени и муки, закричала:
— Альфред!
Но глаза её расширились, и она, оступившись, едва не полетела в бездну, когда увидела, что происходит с Альфредом. Его ноги оторвались от пола, и всё тело приняло вертикальное положение, а потом сделалось таким же угольно-чёрным, как и вся колонна.
Страница
10 из 52
10 из 52
