Путешествие в Ад

— Хороший светлый сон. Я не чувствовала тяжести своего тела, да и не было у меня тела. Зато я летела среди белоснежный облаков — чистых-чистых, мягких-мягких; тёплый, нежный ветер обвивал меня, и слышалась в том ветре музыка небес — негромкая, но величественная, как сама Любовь. Сверху ниспадали потоки света золотого, был он мягок и лучист. Вверх я возносилась… к Богу… И чем Ваше тем светлее, тем яснее на душе… Значит то, что окружает нас, над нами власти не имеет. Тесно нашим душам здесь. Не упрячешь их в темницу, духотою не скуёшь. Голод, холод и жара здесь веют, но они не властны над душою — нет. Мы здесь гости, мы пройдём дорогу нашу, а потом — увидим белый свет. Улыбнись, ведь жизнь прекрасна. Улыбнись, мы будем вместе там, всегда, поверь…

Альфред улыбнулся и сказал:

— Я очень рад, что тебе снился такой замечательный сон. Мне тоже снилось что-то очень важное, но я видел не то, что ты. Нет, нет… Извини, я сейчас пребываю в некотором смятении. Я сам не знаю, что со мной? Почему так быстро бьётся моё сердце?

Елена произнесла:

— Наверное, всё же не стоит так волноваться, и впустую тратить калории. Ведь мы же всё-таки в физических телах здесь пребываем, и нам требуется пища.

— Да уж, пища, — вздохнул Альфред. — Ведь мы взяли с собой пищу. Немного, конечно её было, но и та пропала. По моему, одну сумку я умудрился потерять, ещё когда мы к крематорию пробирались, а вторая, наверное, в том верхнем туннеле. Но возвращаться за ней уже не имеет смысла, так как её, скорее всего, уже слопала та трёхглавая собачка.

— По крайней мере, не один ты такой рассеянный, — успокаивающим тоном произнесла Елена. — Ведь у меня тоже было две сумки, но одну я потеряла, когда мы по стене вниз карабкались. Ну а вторая вот, на поясе.

— Что, там и покушать найдётся? — с надеждой спросил, и даже облизнулся Альфред.

— Вот, пожалуйста, — с этими словами она достала небольшой пакетик в котором лежали конфетки, а также — два пакетика с яблочным и вишнёвым соком.

— Ты какой сок будешь — яблочный или вишнёвый? — осведомилась она.

— Вишнёвый, — ответил Альфред.

— Ну, и я, стало быть, вишнёвый. Из одного пакетика пить будем, а второй оставим, экономить надо, — молвила Елена.

Она открыла пакетик, достала несколько конфет, для себя, для Альфреда, и одну конфетку для Баронессы, которая сразу замурлыкала.

Но, когда девушка стала развёртывать конфетку, то раздался какой-то скрипучий то ли кашель, то ли стон.

Елена едва не выронила драгоценные продукты, а Альфред сразу вскочил и заявил:

— Здесь кто-то есть.

И негромким, но повелительным тоном проговорил:

— А ну выходи, а то хуже будет.

Раздался шипящий, едва ли не змеиный голос:

— Не могу.

— Почему это не можешь?

— Да потому что окаменел.

— Да здесь. Вот а этими окаменевшими. Да-да. Только не уничтожайте меня. Не отправляйте в жаркие озёра!

Отложив еду, Елена и Альфред растолкали, раздвинули статуи окаменевших чудищ, и увидели, что последним стоит истукан, тело, руки и ноги которого стали каменными, а вот голова осталась прежней — то есть подвижной; хотя из-за своей отталкивающей сути лучше бы она всё-таки стала каменной. Глаз у этого существа, также как и у его соплеменников, не было. Зато из-под растрескавшихся губ торчали длинные, жёлтые клыки.

Сейчас эти клыки тёрлись друг об друга, скрипели, а голос звучал даже заискивающе:

— Только не убивайте меня.

— Интересно, а ты разве уже не мёртвый? — осведомился Альфред.

— Что?

— Ну на Земле ты разве не умер.

— А-а, ну это само собой. Но здесь в аду, если умрёшь, то есть тело твоё разрушится, а душа перенесётся в какую-нибудь другую часть ада, где может быть о-ох как тяжело! Скажу вам по секрету — эти пещеры — это просто мечта многих, многие сюда стремятся, да не многие попасть могут…

— Ладно, ты лучше скажи, почему не окаменел, как эти твои э-э… дружки? — поинтересовался Альфред.

— Так это потому, что только ручки мои к вам тянулись, а голова говорила: «Нет, нет нельзя. Они из верхнего мира пришли. Они живые».

— А что из того, что мы из верхнего мира пришли? — удивилась Елена. — Вы что, не имеете права нас трогать?

— Нет! — вздохнула с видимым сожалением голова, но тут же попыталась улыбнуться, и заверещала заискивающим голоском. — А вообще, конечно, это очень мудрое правило. Нельзя трогать, нельзя увечить, а тем более умирать, вкусненьких, сладеньких живых, которые так редко сюда захаживают. Этот дурац… премудрый закон не мы установили, не Владыки наши рогатые, а так уж испокон веков было. Даже и не знаю, от чего это…

Елена воскликнула:

— Ой, как интересно! Это что же мы можем по аду расхаживать, а нас никто и тронуть не может.