146 мин, 59 сек 17758
Но мать не собиралась отступать — она сжимала в руках серебряный крестик и вызывающе смотрела на своего бывшего мужа, в надежде, что тот её поддержит.
— Я не стану благодарить Его. Что бы Он ни сотворил — это благо для нас. А благодарить за одно, и хулить за другое — высшее лицемерие, Матильда.
— Хочешь сказать, что если бы наш сын лежал сейчас здесь мёртвый, ты бы и слезинки не проронил, потому что это благо?!— ужаснулась мать, и когда отец кивнул, она как гремучая змея с шипением подскочила со стула и влепила ему хлёсткую пощёчину.
— Мама!
Геворг попытался подняться, но не смог, потому что пожилая женщина мгновенно оказалась рядом и повисла на нём, покрывая мелкими поцелуями всё лицо. Зажатый в ладони крестик больно впился в щёку.
— Воржик, сыночка моя! Слава Богу, ты очнулся!
Когда он слабыми руками сумел отодвинуть её от себя, женщина уселась рядом на стул и, глядя преданными глазами на своё чадо, залепетала:
— Доктор придёт в одиннадцать осматривать тебя, но медсёстры говорят, что операция прошла хорошо. Я прилетела всего несколько часов назад, а всё это время с тобой был отец. Жаль, его не было рядом, когда этот псих наехал на тебя!— ядовито бросила она в сторону мужа. — Как ты себя чувствуешь, дорогой? Может тебе водички принести?
— Не надо…
Геворг ещё раз попытался сесть, однако без помощи отца, сделать этого так и не сумел. Во рту было гадко и чудился привкус тухлых яиц.
— У меня такое чувство, будто ноги свинцом налились…, — пожаловался он и с тревогой взглянул на взволнованных родителей.
Мама тут же задрала одеяло до колен и мягко обняла неподвижные ступни сына.
— Чувствуешь, дорогой?— в её глазах задрожали две огромные слезинки, готовые вот-вот сорваться.
Геворгу очень хотелось обрадовать престарелую матушку, но он не мог лгать самому себе и отрицательно качнул головой.
— А так, сыночка?— Матильда провела руками по голеням, но Геворг лишь растерянно пожал плечами и посмотрел на поникшего отца.
— Я… я что, не могу ходить?— с недоумением произнёс Геворг и попытался сесть ровнее, но быстрая резкая боль в спине откинула его в полу лежачее состояние.
Мама вскрикнула, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась; отец сурово отвёл в сторону влажные глаза и закусил губу.
— Я… это не может быть правдой, это какая-то ошибка! Позовите доктора! Чёрт возьми, где этот долбанный врач!!!
Была истерика, и медсестра долго не могла успокоить разбушевавшегося паренька, пытаясь попасть иглой ему в вену, пока мать и отец держали дико верещащего сына за плечи. Потом Геворг провалился в глубокий сон и очнулся уже только вечером, когда в палате погасили свет, и дежурящий у кровати сына отец устало поплёлся в коридор на диванчик, чтобы тоже немного отдохнуть.
Геворг долго лежал с открытыми глазами и слушал, как шумит больница. Наконец и в коридоре погасили свет, оставив только одну лампу перед столом дежурной медсестры, и сразу стало тише. Парень закинул назад голову, насколько это было возможно, и посмотрел в окно, за которым уже вовсю курилась неживыми иллюминациями ночь. Он лежал с вытянутой шеей, и всё старался разглядеть в тёмном облачном небе хоть одну крошечную звёздочку. Но, то ли ночь была слишком тёмной, то ли свет уличного фонаря затмевал их слабое мерцание — только Геворг видел лишь беззубо усмехающиеся ему перистые облака, да беспокойные ветки какого-то дерева, которые качались в такт ветру и чиркали по кирпичной стене.
Утром пораньше к нему заглянул молодой врач: осмотрел свежие операционные швы, пощупал ноги и удалился, пробормотав какую-то ерунду про перевязки и мазь. Геворг всё это время молчал, не подавая никаких признаков раздражения. В душе у него было пусто и скверно, словно он узнал какую-то ужасную правду, сокрытую ото всех, и теперь уже не мог с прежней радостью смотреть на восходящее солнце, или резвящихся в небе птиц. Даже злиться сил не было, одно только раздражение терзало его душу солёными когтями…
Примерно через час в палату вошёл заспанный помятый отец и, думая, что Геворг ещё спит, принялся читать газету, усевшись подле него. Юноша пролежал с закрытыми глазами ещё около часа, раздражённый настырным появлением отца, когда ему хотелось побыть одному. Но, в конце концов, пришлось «очнуться», потому что в палату зашла медсестра делать обещанную перевязку.
Когда она удалилась, Пшемек принялся что-то рассказывать, зачитывая интересные статьи из газеты, и всё время интересовался, не нужно ли чего. Потом он принёс сыну завтрак и смотрел, как тот ест.
Геворг молчал, глядя в пустоту. Его раздражал и отец, и его пустые разговоры, раздражала эта газета и даже сама еда, которую он отправлял в рот, чтобы родитель отстал от него.
В полдень появилась мать, и отец отправился отдыхать домой.
Так продолжалось всё время, пока Геворг лежал в больнице.
— Я не стану благодарить Его. Что бы Он ни сотворил — это благо для нас. А благодарить за одно, и хулить за другое — высшее лицемерие, Матильда.
— Хочешь сказать, что если бы наш сын лежал сейчас здесь мёртвый, ты бы и слезинки не проронил, потому что это благо?!— ужаснулась мать, и когда отец кивнул, она как гремучая змея с шипением подскочила со стула и влепила ему хлёсткую пощёчину.
— Мама!
Геворг попытался подняться, но не смог, потому что пожилая женщина мгновенно оказалась рядом и повисла на нём, покрывая мелкими поцелуями всё лицо. Зажатый в ладони крестик больно впился в щёку.
— Воржик, сыночка моя! Слава Богу, ты очнулся!
Когда он слабыми руками сумел отодвинуть её от себя, женщина уселась рядом на стул и, глядя преданными глазами на своё чадо, залепетала:
— Доктор придёт в одиннадцать осматривать тебя, но медсёстры говорят, что операция прошла хорошо. Я прилетела всего несколько часов назад, а всё это время с тобой был отец. Жаль, его не было рядом, когда этот псих наехал на тебя!— ядовито бросила она в сторону мужа. — Как ты себя чувствуешь, дорогой? Может тебе водички принести?
— Не надо…
Геворг ещё раз попытался сесть, однако без помощи отца, сделать этого так и не сумел. Во рту было гадко и чудился привкус тухлых яиц.
— У меня такое чувство, будто ноги свинцом налились…, — пожаловался он и с тревогой взглянул на взволнованных родителей.
Мама тут же задрала одеяло до колен и мягко обняла неподвижные ступни сына.
— Чувствуешь, дорогой?— в её глазах задрожали две огромные слезинки, готовые вот-вот сорваться.
Геворгу очень хотелось обрадовать престарелую матушку, но он не мог лгать самому себе и отрицательно качнул головой.
— А так, сыночка?— Матильда провела руками по голеням, но Геворг лишь растерянно пожал плечами и посмотрел на поникшего отца.
— Я… я что, не могу ходить?— с недоумением произнёс Геворг и попытался сесть ровнее, но быстрая резкая боль в спине откинула его в полу лежачее состояние.
Мама вскрикнула, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась; отец сурово отвёл в сторону влажные глаза и закусил губу.
— Я… это не может быть правдой, это какая-то ошибка! Позовите доктора! Чёрт возьми, где этот долбанный врач!!!
Была истерика, и медсестра долго не могла успокоить разбушевавшегося паренька, пытаясь попасть иглой ему в вену, пока мать и отец держали дико верещащего сына за плечи. Потом Геворг провалился в глубокий сон и очнулся уже только вечером, когда в палате погасили свет, и дежурящий у кровати сына отец устало поплёлся в коридор на диванчик, чтобы тоже немного отдохнуть.
Геворг долго лежал с открытыми глазами и слушал, как шумит больница. Наконец и в коридоре погасили свет, оставив только одну лампу перед столом дежурной медсестры, и сразу стало тише. Парень закинул назад голову, насколько это было возможно, и посмотрел в окно, за которым уже вовсю курилась неживыми иллюминациями ночь. Он лежал с вытянутой шеей, и всё старался разглядеть в тёмном облачном небе хоть одну крошечную звёздочку. Но, то ли ночь была слишком тёмной, то ли свет уличного фонаря затмевал их слабое мерцание — только Геворг видел лишь беззубо усмехающиеся ему перистые облака, да беспокойные ветки какого-то дерева, которые качались в такт ветру и чиркали по кирпичной стене.
Утром пораньше к нему заглянул молодой врач: осмотрел свежие операционные швы, пощупал ноги и удалился, пробормотав какую-то ерунду про перевязки и мазь. Геворг всё это время молчал, не подавая никаких признаков раздражения. В душе у него было пусто и скверно, словно он узнал какую-то ужасную правду, сокрытую ото всех, и теперь уже не мог с прежней радостью смотреть на восходящее солнце, или резвящихся в небе птиц. Даже злиться сил не было, одно только раздражение терзало его душу солёными когтями…
Примерно через час в палату вошёл заспанный помятый отец и, думая, что Геворг ещё спит, принялся читать газету, усевшись подле него. Юноша пролежал с закрытыми глазами ещё около часа, раздражённый настырным появлением отца, когда ему хотелось побыть одному. Но, в конце концов, пришлось «очнуться», потому что в палату зашла медсестра делать обещанную перевязку.
Когда она удалилась, Пшемек принялся что-то рассказывать, зачитывая интересные статьи из газеты, и всё время интересовался, не нужно ли чего. Потом он принёс сыну завтрак и смотрел, как тот ест.
Геворг молчал, глядя в пустоту. Его раздражал и отец, и его пустые разговоры, раздражала эта газета и даже сама еда, которую он отправлял в рот, чтобы родитель отстал от него.
В полдень появилась мать, и отец отправился отдыхать домой.
Так продолжалось всё время, пока Геворг лежал в больнице.
Страница
2 из 42
2 из 42