Добавить в моё избранное
155 мин, 15 сек 15810
Наверное, пыталась сквозь эту льдину что-либо разглядеть, так же как и Света.
Судя по тому, как резко эта «тень» вскинула руки, можно было подумать, что «она» разглядела и ей даже удалось увидеть, что в дверном проёме кто-то появился. Вскинуть руки, что-то в них сжимая, и…
Раньше, чем эта тень успела что-либо сделать той штукой, которую сжимала в направленных на дверной проём руках, Света нажала на курок и… Её чуть не оглушил выстрел.
Свете сначала показалось, что выстрел был таким мощным, что тень, которая находилась за льдиной, от него аж кувыркнулась. От грохота выстрела льдина осыпалась на тысячи маленьких хрусталиков.
— Папа! — только и успела крикнуть этой тени Света. Крикнуть очень отчаянно, потому что она успела увидеть его милицейскую униформу. И то, что на плечах нет погонов.
Дело в том, что человек, который скрывался за льдиной, не кувыркнулся и не отлетел на полметра от Светиного выстрела. Он ударился о лёд и мгновенно исчез. Правда, на месте исчезновения оставил за собой широкую прорубь. Но, да впрочем неизвестно. Может, эта прорубь опять-таки от Светиного выстрела образовалась. Ведь выстрел был таким оглушительным, что больше напоминал собой взрыв. Должно быть, в этом «Макарове» заряжены разрывные снаряды. И Свету должно было контузить таким грохотом (если потолку на голову ни обрушиться), но, видимо, тело Бондаренко-младшего по-настоящему было «бессмертным» — его ничего не брало. Недаром ведь в Свете появилась такая сильная уверенность перед тем, как выстрелить?
— Папа! — кричала Света, через секунду стоя над той прорубью, куда провалился милицейский из библиотеки, сама не понимая, каким чудом ей удалось перепрыгнуть через четыре метра, не поскользнуться и не упасть в ледяную воду (она даже не помнит, чтобы она прыгала; просто, каким-то странным образом, сначала стояла в коридоре, а теперь оказалась на льду и кричит вглубь проруби с диким надрывом). — Папа, не умирай! Ты мне очень-очень нужен!
Может быть, она не кричала всю эту белиберду, если бы в руках у Светы находился пистолет. Если бы он не остался там — на полу коридора… Хотя, если на секунду остановиться, не вопить, и подумать, как так получилось, что она здесь, и даже не заметила, как у неё из рук вырвался пистолет, то получилась бы ещё большая белиберда. Ведь от выстрела была такая сильная отдача, что Светой могло запросто вышибить противоположную дверь в Бондаренкином коридоре. Может, если с ней был тот Коленкин и он выбил бы эту дверь напротив, а Света бы выстрелила в глубину дверного проёма, то только так её могло перенести через «бассейн» при помощи отдачи. И только так пистолет вырвало бы из её рук и он остался там лежать. Но Коленкин бы не замешкался, да швырнул бы этот «ствол» в сторону Светы. И сказал бы ей: «Выстрели в воду, пока этот говнюк не успел занырнуть поглубже». Ведь именно для этого здесь Коленкин и находится — чтобы «замочить» Светиного папу… Чтобы перепутать все карты и некого потом было уговаривать (или слёзно умолять) восстановить в Светлане память Бондаренко-младшего. Ну, заставить его пошариться по дурацкой библиотеке, поискать какую-нибудь книжицу, да попереклеивать туда-сюда странички. Или рассмотреть все те условия, которые Бондаренко-старший собирается выставить Свете. С учётом, что в её амнезии виноваты не бесы, которых из Бондаренко следует изгнать, прибегнув к услугам экзорциста или какого-нибудь местного шамана, а это вполне себе серьёзная и продуманная операция.
7
— Значит, этот мент может стереть память кому угодно, — резюмировал Хрюша после того, как Витёк ему всё рассказал.
— Не стереть, а «вырезать».
— Но это понятно. Я просто не понял, какого фига ты со мной возишься, если реально собрался его замочить. Ты, наоборот должен был поторопиться. А вдруг он просечёт эту твою фишку и нанесёт упреждающий удар? То есть, всю твою память смоет в сортире и ты не будешь помнить, что собирался грохнуть этого чувака.
— А если у меня не то, не это не удастся? — парировал Коленкин. — К примеру, я на тебя наплюю, потороплюсь сразиться с этим мутантом, но не повезёт и не я его покалечу, а он меня. И что тогда? Короче, полезные поступки надо совершать по мере их поступления. «Понял?»
— Но, а на фиг его вообще убивать? Ты ведь говоришь, что ни тебя ни меня он не успел отпежить. Ну, и не пофиг? Может, это брехня всё про то, что он какой-то там педофил. Может, он вообще скопец…
— А если нет? То что тогда?
— Чё?
— То, что это бытовой стокгольмский синдром.
— Чё?!
— Ну, так называется любовь жертвы к своему насильнику. Что, если он вырабатывает этот синдром? Ты же видишь, какой этот дом. Ну, то есть, мутант типа к колдовству склонен. И что, если большинству детишек нравится то, что он с ними делает? Что, если они тащатся от этого? Нет, может, всех подряд милицейский-библиотека не торкает, но всё именно к этому идёт.
Судя по тому, как резко эта «тень» вскинула руки, можно было подумать, что «она» разглядела и ей даже удалось увидеть, что в дверном проёме кто-то появился. Вскинуть руки, что-то в них сжимая, и…
Раньше, чем эта тень успела что-либо сделать той штукой, которую сжимала в направленных на дверной проём руках, Света нажала на курок и… Её чуть не оглушил выстрел.
Свете сначала показалось, что выстрел был таким мощным, что тень, которая находилась за льдиной, от него аж кувыркнулась. От грохота выстрела льдина осыпалась на тысячи маленьких хрусталиков.
— Папа! — только и успела крикнуть этой тени Света. Крикнуть очень отчаянно, потому что она успела увидеть его милицейскую униформу. И то, что на плечах нет погонов.
Дело в том, что человек, который скрывался за льдиной, не кувыркнулся и не отлетел на полметра от Светиного выстрела. Он ударился о лёд и мгновенно исчез. Правда, на месте исчезновения оставил за собой широкую прорубь. Но, да впрочем неизвестно. Может, эта прорубь опять-таки от Светиного выстрела образовалась. Ведь выстрел был таким оглушительным, что больше напоминал собой взрыв. Должно быть, в этом «Макарове» заряжены разрывные снаряды. И Свету должно было контузить таким грохотом (если потолку на голову ни обрушиться), но, видимо, тело Бондаренко-младшего по-настоящему было «бессмертным» — его ничего не брало. Недаром ведь в Свете появилась такая сильная уверенность перед тем, как выстрелить?
— Папа! — кричала Света, через секунду стоя над той прорубью, куда провалился милицейский из библиотеки, сама не понимая, каким чудом ей удалось перепрыгнуть через четыре метра, не поскользнуться и не упасть в ледяную воду (она даже не помнит, чтобы она прыгала; просто, каким-то странным образом, сначала стояла в коридоре, а теперь оказалась на льду и кричит вглубь проруби с диким надрывом). — Папа, не умирай! Ты мне очень-очень нужен!
Может быть, она не кричала всю эту белиберду, если бы в руках у Светы находился пистолет. Если бы он не остался там — на полу коридора… Хотя, если на секунду остановиться, не вопить, и подумать, как так получилось, что она здесь, и даже не заметила, как у неё из рук вырвался пистолет, то получилась бы ещё большая белиберда. Ведь от выстрела была такая сильная отдача, что Светой могло запросто вышибить противоположную дверь в Бондаренкином коридоре. Может, если с ней был тот Коленкин и он выбил бы эту дверь напротив, а Света бы выстрелила в глубину дверного проёма, то только так её могло перенести через «бассейн» при помощи отдачи. И только так пистолет вырвало бы из её рук и он остался там лежать. Но Коленкин бы не замешкался, да швырнул бы этот «ствол» в сторону Светы. И сказал бы ей: «Выстрели в воду, пока этот говнюк не успел занырнуть поглубже». Ведь именно для этого здесь Коленкин и находится — чтобы «замочить» Светиного папу… Чтобы перепутать все карты и некого потом было уговаривать (или слёзно умолять) восстановить в Светлане память Бондаренко-младшего. Ну, заставить его пошариться по дурацкой библиотеке, поискать какую-нибудь книжицу, да попереклеивать туда-сюда странички. Или рассмотреть все те условия, которые Бондаренко-старший собирается выставить Свете. С учётом, что в её амнезии виноваты не бесы, которых из Бондаренко следует изгнать, прибегнув к услугам экзорциста или какого-нибудь местного шамана, а это вполне себе серьёзная и продуманная операция.
7
— Значит, этот мент может стереть память кому угодно, — резюмировал Хрюша после того, как Витёк ему всё рассказал.
— Не стереть, а «вырезать».
— Но это понятно. Я просто не понял, какого фига ты со мной возишься, если реально собрался его замочить. Ты, наоборот должен был поторопиться. А вдруг он просечёт эту твою фишку и нанесёт упреждающий удар? То есть, всю твою память смоет в сортире и ты не будешь помнить, что собирался грохнуть этого чувака.
— А если у меня не то, не это не удастся? — парировал Коленкин. — К примеру, я на тебя наплюю, потороплюсь сразиться с этим мутантом, но не повезёт и не я его покалечу, а он меня. И что тогда? Короче, полезные поступки надо совершать по мере их поступления. «Понял?»
— Но, а на фиг его вообще убивать? Ты ведь говоришь, что ни тебя ни меня он не успел отпежить. Ну, и не пофиг? Может, это брехня всё про то, что он какой-то там педофил. Может, он вообще скопец…
— А если нет? То что тогда?
— Чё?
— То, что это бытовой стокгольмский синдром.
— Чё?!
— Ну, так называется любовь жертвы к своему насильнику. Что, если он вырабатывает этот синдром? Ты же видишь, какой этот дом. Ну, то есть, мутант типа к колдовству склонен. И что, если большинству детишек нравится то, что он с ними делает? Что, если они тащатся от этого? Нет, может, всех подряд милицейский-библиотека не торкает, но всё именно к этому идёт.
Страница
34 из 44
34 из 44
