Сын милицейского из библиотеки

То есть, кое-что Пархоменко начинала о своей личности припоминать. Может, такая же сильная потеря памяти наблюдалась с ней и в детстве? Незадолго, после её похода в библиотеку, когда какие-то уличные сорванцы незаметно подменили этой маленькой девочке книжки. То есть, в библиотеке она взяла фантастику, своего любимого Стивена Кинга, а, когда дома она полезла в целлофановый пакет, то там почему-то лежали пыльные и списанные «труды» Владимира Ильича Ленина. Испуганная Света выскочила на улицу… тут-то с ней и столкнулся этот Бондаренко… Да-да, именно так он ей и представился, когда окошко милицейского «уазика» уползло вниз и, из образовавшейся тёмной прощелины, высунулась смуглая-волосатая рука, протягивающая ребёнку… Нет, не конфетку, а мороженое. Мороженое ведь быстрее возьмёшь, чем конфетку? Какой-нибудь жалкий «петушок» на палочке. И, после того, что с севшей в «уазик» малышкой случилось дальше, она помнит точно так же плохо, как сейчас. И что дальше? Так же, как сейчас, память постепенно начала восстанавливаться? Но нет. Свете казалось, что в прошлый раз потеря памяти не была такой страшной, как сейчас. Тогда ведь ей не казалось, что она до старости лет не сможет ничего вспомнить. Но сразу, как девушка села в машину, ей невольно начинало казаться, что она «некоторое» припоминает. Например, она точно помнит, как ночью ей становилось очень дурно. Так, что ей приходилось выбираться на свежий воздух. Но, только, не спускаться по лестнице и выходить на улицу, потому что некрасиво — ночь, а вылезать через окно, лезть по карнизу, доходить до металлической лестницы, которая ведёт на крышу, и не спускаться вниз, а подниматься вверх. Да, именно это и делать: подниматься на плоскую крышу пятиэтажного дома и гулять именно там, а не по улице. Ведь, если наша Светочка будет бродить по улице, её примут за лунатичку, т. к. на девушке совсем нет нижнего белья — она сняла с себя ночнушку, в спальне страшная духота, и полезла на крышу. Если гулять по крыше и дышать свежим воздухом, то Свету Пархоменко не только никто не увидит и не попытается запечатлеть на видео, но, так же, её будет обдувать свежий и приятный ночной ветерок. Потому что крыша Светочкиного дома находится очень высоко и, не только недоступна взглядам праздных зевак, но, так же, хорошенько продуваема ветром. Жалко, только, что Пархоменко не обратила внимание на то, что за окном не лето. И вот, что ещё ей удалось вспомнить: Она спрашивала у этого Бондаренко, почему он постоянно вытирает рукавом свои губы. На что Бондаренко ей ответил, что перегрыз горло тому тучному сержанту, иначе гадёныш начал бы ему угрожать, что закроет в камеру. Но Света не осмелилась бы рассказать оперативникам то, что она вспомнила, пока ехала, поскольку у Светы утрачена память, а не чувство юмора: уж шутку-то она отличит?

И, кроме того, что она в январе вылезала голая из окна и поднималась на крышу пятиэтажки по металлической лестнице, Светлане удалось ещё кое-что вспомнить. Вернее, не вспомнить, а понять, почему она пыталась познакомиться с той уличной проституткой. Вернее говоря, не познакомиться, а склонить её к сексу: затащить ту длинноногую красотку в какой-нибудь паршивый подъезд и сделать всё то, что хотел тот Бондаренко сделать с самой Светой. Рассказать об этом троице оперативников, у Светы хватило бы смелости. Тем более, что в этот момент они как раз переговариваются о ней: «Куда её кинуть в обезьянник — к бомжам с остальными проститутками?» «Нет, лучше в отдельную камеру. Ты посмотри на её побои? Ещё сопрёт на нас, дескать это мы отметелили? И шлюхи тоже начнут за ней поддакивать»… «А бомжи не начнут? Ты глянь повнимательней на эту Зину-резину. По ходу, её кто-то оттарабанил». «Ну и чё? На узи её вести теперь — определять отцовство или пол ребёнка?» «В санузел её надо, пусть отмоется — сотрёт сперматозоиды со своего лица… Есть где-нибудь там мойдодыр в обезьяннике? Ну, пусть хоть помоется в унитазе, а то в натуре, начнёт на нас тыкать пальцем»… «Да не суетись так, Валерик!»

— Меня не Зина зовут, — пояснила операм Пархоменко, — а Валерик.

Те разом все затухли и уставились на эту чокнутую девку.

— Я не девушка, — добавила она, — а парень.

— Чё ты нам по ушам ездишь! — не поняли патрульные. — Хочешь сказать, что ты транссексуал?

— Нет. Хочу сказать, что я парень. Иначе бы я не приставала к той проститутке.

— Да, Валерич, ты прав — она реально косит.

Света не обозналась в том, что её зовут «Валериком», потому что так звали сына милицейского из библиотеки. В тот момент, когда Света сидела в патрульной машине и объясняла операм, как её зовут, сын Бондаренко заперся в ванной и любовался в зеркало своей красотой. Раньше нарциссизма за ним не наблюдалось, но теперь, как будто на него что-то нашло. Ему хотелось включить веб-камеру, снять всю эту красоту неописуемую и загрузить где-нибудь в интернете: определённо, видеоролик за час наберёт миллион просмотров.