Добавить в моё избранное
127 мин, 6 сек 11660
Она сама ушла, но продавщице знать об этом было не обязательно.
— Молодежь. Ладно уж, помотаешься и сама назад побежишь, — с грубоватой умудренностью пробурчала женщина. Вода в чайнике деловито зашипела.
— Зовут-то как?
— Лили, — все еще глядела в окно девушка.
Буфетчица посмотрела на нее и покачала удивленно головой.
— Имя какое заморское.
— Нет, русское, Лилия, — улыбнулась Лили и повернулась к собеседнице. Щелкнул, выключаясь, чайник.
— Да какое же русское? — возмутилась буфетчица, наливая в термос журчащий кипяток. Девушка решила промолчать.
Женщина закрутила крышку:
— Держи.
— Спасибо, — приняла Лили термос.
— Да иди уже. Не мозоль глаза, — добродушно усмехнулась буфетчица.
Девушка присела на синее сиденье в зале ожидания и стала насыпать в термос заварку.
Три щепотки чая. Четыре кубика сахара. Не это ли рецепт счастья?
Желудок сжался от голода.
Как же давно она нормально ела.
Где-то. Когда-то. Там, где осталась нормальная привычная жизнь. Где и сама она осталась.
Яркое осеннее солнце вычистило остатки утреннего холода с привокзальной улицы. Спешили по своим делам прохожие, гремел, подъезжая, неизменно-желтый трамвай.
— Здравствуйте, вы не подскажите, где ближайшая гостиница? — спросила девушка шедшего навстречу долговязого мужчину.
— Так. Сейчас, дайте сообразить. Да вон там, направо повернете и упретесь, — наконец ткнул он пальцем в сторону перекрестка.
— Спасибо.
Лили быстро нашла здание гостиницы и заказала номер на три часа. Расплачиваясь, осознала, что деньги опять заканчивались.
Скоро ей не хватит даже на еду.
Родители постоянно предлагали помочь, но Лили отказывалась. Как они не понимали — сама должна она была через все пройти. Сама! Во что бы то ни стало.
Хотя пересчитывать каждый день средства на существование уже порядком надоело.
Раскаленные струи иглами впивались в измученное дорогой тело. Смывали усталость. Боль. Отчаяние.
Внутри кокона теплой воды было хорошо, и не хотелось вылезать.
«Один поросёнок пошёл на базар.
Один поросёнок остался дома.
Кто-то жаркое третьему дал
Ничего не получил другой.
Пятый с плачем куда-то бежал:
Не найду я дорогу домой!»
Девушка насилу заставила себя двинуться, выключить душ и начать вытираться.
Ванную комнату заполняла молочно-белая завеса, сотканная из паров воды. Лили вылезла из кабинки и окунулась в них. Протерла запотевшее зеркало.
У нее красивое спортивное тело.
Красивое…
И никому не нужная душа.
Девушка закончила вытираться и вышла. Села на кровать, включила пультом телевизор.
Тихо звучали голоса ведущих. Лили смотрела какое-то время, затем легла на спину и устремилась остекленевшим взглядом к потолку. Серому, со спиралями пожарной сигнализации.
На улице загудел, подъезжая, автобус, распахнул с шипением двери.
Лили закрыла глаза.
Можно чуть-чуть полежать.
Один год, три месяца, шестнадцать дней, восемь часов и две минуты до начала отчуждения.
Тринадцать девушек скользят, перетекают, будто невесомые, по отполированному сонмом ног паркету. Огонь софитов — пока приглушенный для репетиции — и танец, прекрасный и таинственный, в центре которого изгибается, как тянущийся к солнцу цветок, Лили.
— Кирсанова, нежнее! — доносится голос режиссера. — Где душа? Покажи мне свою душу!
Но Лили устала. Десятки репетиций, вечная диета, слившиеся в одно пятно лица. Когда она только пришла сюда, все было по-другому — радовало новизной, открывало новые горизонты. Почему же теперь так?
«Нет, нельзя, останавливаться», — убеждает она себя ночами. Когда стонущее и дрожащее от нагрузок тело дергает и сводит — и час за часом девушка не может заснуть.
— Кирсанова, передохни. Выглядишь как привидение. Все нормально? — строгое лицо режиссера участливо и скорбно, точно Мадонна Боттичелли.
— Да, Марина Сергеевна, просто не выспалась.
— Знаешь что… Иди и отдохни, как следует.
— Но?
— Так все, домой, Кирсанова. Не хватало, чтобы ты упала в обморок во время выступления.
— Хорошо.
Солнце, яркое и улыбчивое, спешат люди по делам, говорят друг с другом, ссорятся, мирятся, целуются. Лили идет по улице, и, кажется, что время обходит ее стороной — потоки людей и машин мчатся мимо, сливаясь в многоцветные полосы.
— Лили, — доносится эхо.
— Что? — она оборачивается, едва понимая, что происходит.
К ней спешит Кира. Сумочка которой от бега свалилась с плеча и у локтя болтается.
«Волнуется, наверное»…
— Мы же все обещали делать вместе, — улыбается Кира, растрепанная, как со сна.
— Молодежь. Ладно уж, помотаешься и сама назад побежишь, — с грубоватой умудренностью пробурчала женщина. Вода в чайнике деловито зашипела.
— Зовут-то как?
— Лили, — все еще глядела в окно девушка.
Буфетчица посмотрела на нее и покачала удивленно головой.
— Имя какое заморское.
— Нет, русское, Лилия, — улыбнулась Лили и повернулась к собеседнице. Щелкнул, выключаясь, чайник.
— Да какое же русское? — возмутилась буфетчица, наливая в термос журчащий кипяток. Девушка решила промолчать.
Женщина закрутила крышку:
— Держи.
— Спасибо, — приняла Лили термос.
— Да иди уже. Не мозоль глаза, — добродушно усмехнулась буфетчица.
Девушка присела на синее сиденье в зале ожидания и стала насыпать в термос заварку.
Три щепотки чая. Четыре кубика сахара. Не это ли рецепт счастья?
Желудок сжался от голода.
Как же давно она нормально ела.
Где-то. Когда-то. Там, где осталась нормальная привычная жизнь. Где и сама она осталась.
Яркое осеннее солнце вычистило остатки утреннего холода с привокзальной улицы. Спешили по своим делам прохожие, гремел, подъезжая, неизменно-желтый трамвай.
— Здравствуйте, вы не подскажите, где ближайшая гостиница? — спросила девушка шедшего навстречу долговязого мужчину.
— Так. Сейчас, дайте сообразить. Да вон там, направо повернете и упретесь, — наконец ткнул он пальцем в сторону перекрестка.
— Спасибо.
Лили быстро нашла здание гостиницы и заказала номер на три часа. Расплачиваясь, осознала, что деньги опять заканчивались.
Скоро ей не хватит даже на еду.
Родители постоянно предлагали помочь, но Лили отказывалась. Как они не понимали — сама должна она была через все пройти. Сама! Во что бы то ни стало.
Хотя пересчитывать каждый день средства на существование уже порядком надоело.
Раскаленные струи иглами впивались в измученное дорогой тело. Смывали усталость. Боль. Отчаяние.
Внутри кокона теплой воды было хорошо, и не хотелось вылезать.
«Один поросёнок пошёл на базар.
Один поросёнок остался дома.
Кто-то жаркое третьему дал
Ничего не получил другой.
Пятый с плачем куда-то бежал:
Не найду я дорогу домой!»
Девушка насилу заставила себя двинуться, выключить душ и начать вытираться.
Ванную комнату заполняла молочно-белая завеса, сотканная из паров воды. Лили вылезла из кабинки и окунулась в них. Протерла запотевшее зеркало.
У нее красивое спортивное тело.
Красивое…
И никому не нужная душа.
Девушка закончила вытираться и вышла. Села на кровать, включила пультом телевизор.
Тихо звучали голоса ведущих. Лили смотрела какое-то время, затем легла на спину и устремилась остекленевшим взглядом к потолку. Серому, со спиралями пожарной сигнализации.
На улице загудел, подъезжая, автобус, распахнул с шипением двери.
Лили закрыла глаза.
Можно чуть-чуть полежать.
Один год, три месяца, шестнадцать дней, восемь часов и две минуты до начала отчуждения.
Тринадцать девушек скользят, перетекают, будто невесомые, по отполированному сонмом ног паркету. Огонь софитов — пока приглушенный для репетиции — и танец, прекрасный и таинственный, в центре которого изгибается, как тянущийся к солнцу цветок, Лили.
— Кирсанова, нежнее! — доносится голос режиссера. — Где душа? Покажи мне свою душу!
Но Лили устала. Десятки репетиций, вечная диета, слившиеся в одно пятно лица. Когда она только пришла сюда, все было по-другому — радовало новизной, открывало новые горизонты. Почему же теперь так?
«Нет, нельзя, останавливаться», — убеждает она себя ночами. Когда стонущее и дрожащее от нагрузок тело дергает и сводит — и час за часом девушка не может заснуть.
— Кирсанова, передохни. Выглядишь как привидение. Все нормально? — строгое лицо режиссера участливо и скорбно, точно Мадонна Боттичелли.
— Да, Марина Сергеевна, просто не выспалась.
— Знаешь что… Иди и отдохни, как следует.
— Но?
— Так все, домой, Кирсанова. Не хватало, чтобы ты упала в обморок во время выступления.
— Хорошо.
Солнце, яркое и улыбчивое, спешат люди по делам, говорят друг с другом, ссорятся, мирятся, целуются. Лили идет по улице, и, кажется, что время обходит ее стороной — потоки людей и машин мчатся мимо, сливаясь в многоцветные полосы.
— Лили, — доносится эхо.
— Что? — она оборачивается, едва понимая, что происходит.
К ней спешит Кира. Сумочка которой от бега свалилась с плеча и у локтя болтается.
«Волнуется, наверное»…
— Мы же все обещали делать вместе, — улыбается Кира, растрепанная, как со сна.
Страница
5 из 38
5 из 38
