Ушедшие однажды

— Нет, — ответил водитель.

— Если только топор, — добавил второй и засмеялся, считая, что новая шутка, навеянная последними событиями очень остроумна.

Оставшийся путь они ехали молча. Выехали за черту города и где-то километров через десять свернули с трассы на раскисшую от дождей дорогу. Машину изрядно заносило по сторонам, водитель ругался, а несчастная голова Алеши вот-вот должна была лопнуть.

Почему-то вспомнилась раскроенная голова Виктора, его вытекший на щеку глаз… вывалившиеся из черепа мозги… ощущение теплой густой крови… и ее запах…

Всплыли воспоминания о работе, как он рубил мясо. Спокойно, безразлично, ни о чем не думая. Раз, другой раз топором по туше, прирезанного животного. Мясо легко расползается под лезвием топора. В кости металл стопорится, потом еще удар, хруст и пройдено незначительное препятствие. Разрубил тушу на несколько кусков, побросал грузчику, а тот на прилавок, чтобы люди покупали мясо, готовили себе еду.

Лили с детства перестала есть мясо. Говорила, что это для нее равносильно тому, как если бы прирезали человека (тоже животное млекопитающее), потом разрубили и в суп или плов. По началу ее ругали за подобные сравнения, но уж очень она любила животных. Птички, собачки, козявки с букашками — она всякую тварь божью считала себе подобной и переступала даже червей, растянувшихся после дождей на мокром асфальте.

А тут на ее глазах топором по башке любовника… господи, за что же ты так с ней? Лили же никому никогда не желала зла.

Прошедшая накануне гроза превратила проселочную дорогу в аттракцион неслыханных удовольствий, круче чем «Американские горки», и от всех этих прелестей к горлу Алеши подвалился тошнотворный ком. Он открыл окно, чтобы свежий утренний воздух хоть немного развеял его тяжелую голову.

Все еще моросил мелкий дождик, от подступающих к дороге лесопосадок тянуло сыростью и холодом, чем-то гнилым похожим на грибницу или сгнившую солому.

Будто из могилы, — подумал Алеша, закрывая окно. От неприятной прохлады стало как-то зябко, появилась дрожь, и тревога мерзко заскреблась по душе.

Алеша недоверчиво взирал на пейзаж за окном, который стал наполняться скоплениями домиков, рябых пятен-стад коров, полосок огородов и зеленеющих пастбищ. Под нависшим серым небом и в паутине нескончаемых капель просторы искажались неким унынием, безнадежностью, тоской. Будь здесь больше солнца, тепла и света край по праву мог бы выглядеть самым процветающим и счастливым. А так Алеша видел, затерявшуюся в дебрях лесов и листов полей, дыру, прогнивающую и воняющую сырой могильной землей.

Вскоре мучения закончились. Машина остановилась рядом со скромным домиком ничем не выдающимся из общего ряда деревенских домиков. И жила здесь обычная трудолюбивая семья. По резным ставням, крыльцу украшенному всякими рукотворными штучками из дерева и прочим подобным вещичкам можно было безошибочно предположить, что глава семейства любил возиться с деревом. Наверняка и работал плотником или столяром. Выглядывал со двора закута для домашней скотины. Ходила птица. Двое пацанят дичились в стороне позади рвущихся с цепи собак. По вине нагрянувшей милиции мать их приодела и причесала, но оставаться чистыми для них было настоящим наказанием.

Соседи не остались безучастными. Кто-то то и дело, будто по делам проходил мимо дома, прислушиваясь к разговорам милиции. Кто-то прямо стоял у околицы и внимательно следил за обстановкой.

Едва Алеша вышел из машины, как из окна показался Крюков, который прибыл сюда ранее. Он замахал рукой.

— Зверев! Зверев, проходи в дом.

Поздоровавшись на пороге с коренастым хозяином, зашел. Поприветствовал хозяйку, та как-то робко покосилась в зал. Алеша шагнул дальше, а тревожное чувство все сильнее надавило на трепыхающееся сердце.

— Не спалось? — навстречу ему ринулся Крюков, явно рассчитывая придержать молодого человека на пороге. — Да, я тоже не уснул. Все думал.

— Над чем? — Леша старался заглянуть дальше, там врач и Жуков суетились вокруг кого-то. Он должен, должен увидеть…

— Не каждый же убийца носит с собою такой здоровенный топор. Уж если бы убить так можно и ножом пырнуть или выстрелить.

— Топором интереснее, — отвлеченно буркнул он.

Наконец-то Алеша решился грубо отодвинуть назойливого следователя в сторону и пройти в зал. Заметив его, остальные расступились, и он увидел…

На кровати, свесив босые ноги на пол, сидела… Лили. Поверх порванной и грязной мокрой одежды на ее плечи заботливой хозяйкой был наброшен шерстяной плед. Волосы растрепанные, слипшиеся от грязи. Руки вяло лежали на коленях. Всюду где было видно ее тело, темнели синяки и ссадины. Врач успел обработать некоторые раны, но взгляд Лили был пустым, отрешенным, обращенным куда-то очень глубоко внутрь ее души.

— Лили, — его голос дрогнул.