Ушедшие однажды

— Нету. Ищут.

— Я видел, — подал голос Федор, — она была дома. Курил здесь у окошка и видел, как она в квартиру-то зашла.

— Была, — говорила со знанием дела Зинаида, — Стол вон накрыт.

— И Виктор ее заходил. Курил я здесь и видел.

Молодой опер оторвался от записей. Взглянул на мужичка в растянутом полинялом трико, внешностью похожего на изрядно пившего гражданина.

— И часто ты курите здесь у окошка? — спросил Жуков.

— Какой курит?! — вскипела Клавдия Макаровна, тыкая кулаком в плечо худощавого доходяги. — Люська этого алкоголика из дома выгоняет, чтобы одумался. Он глазища-то свои зальет, и давай черте что нести, так она его взашей на улицу.

Жуков уже сожалел о своем вопросе и поспешно замял обстоятельства времяпрепровождения очевидца Таранова Федора Иннокентиевича.

— Вы видели кого-нибудь еще? Кто-то подходил к двери? Звонил? Или крики слышали?

— Нет, — почесывая в задумчивости затылок, проговорил Федор. — Никого больше не было. Никто не кричал. Тихо было.

— А как Лилия Зверева покидала квартиру, видели?

— Нет. Она тоже не выходила… — и как-то опешивши от собственных слов, добавил, — через дверь не выходила.

— Так куда ж она делась-то это ж третий этаж! — Клавдия покрутила пальцем у виска, показывая уровень интеллекта Федора. — В окно, что ли вылетела?

Взгляд Алеши случайно остановился на топоре. Он лежал в прозрачном пакете на туалетном столике посреди косметики Лили, духов и прочих мелочей. Его лезвие было красным от крови и мозгового вещества. В комнате суетились с важным видом эксперты. Все осматривали, фотографировали, брезгливо и осторожно отступая от бурого пятна крови. Один пухлый знаток своего дела, неуклюже склонился над телом. Прикрывая рот и нос рукавом, чтобы не надышаться острым запахом мяса с кровью, внимательно заглядывал в разрубленную голову, будто хотел отыскать там нечто невиданное.

Алеше вспомнилась его работа. Вероятно, этот толстяк относился к телу Виктора с тем же равнодушием, с каким Алеша воспринимал туши животных, которых грузчик складывал ему на разделку. Скорее всего, тот же сдвиг в сторону чудовищности был и у убийце. А иначе с чего бы нормальному парню взяться за топор? Не в состоянии видеть труп, Алеша ушел на кухню.

Он, конечно, не любил эту сволочь, потому как Виктор постоянно обижал Лили. Леша часто кидался на него с кулаками (непременно соседи об этом донесут), и убить грозился, но вот так… глядя на распластанное тело Виктора, на изуродованную голову, он понимал, что, скорее всего никогда бы не убил человека, сколько бы этот гад не заслуживал смерти. Для подобного убийства надо что-то в душе иметь… изуверское.

Жалко Виктора не было (получил по заслугам), больше беспокоили мысли о пропавшей сестре. Все указывало на то, что в момент совершения убийства она еще была в квартире. Неизвестно, куда она делась потом.

Бедолага вот страсти-то насмотрелась.

— И что вы думаете? — спросил следователь. После тщательного допроса у него, кажется, уже сложилось свое мнение относительно произошедшего, но он продолжал задавать вопросы, порой совершенно не связанные друг с другом.

— О чем? — переспросил Алеша, взглянув на Крюкова. Это был высокий, крепкий мужичок лет сорока с бегающим цепким взглядом, коротко стриженный, гладко выбритый, с виду спокойный и простодушный, но только с виду.

— О топоре.

Он пожал плечами. Что тут можно было сказать. Топор как топор. Большой тяжелый.

— Вы таким на рынке работаете?

Алеша поднял на него прямой враждебный взгляд. Следователь стал порядком его раздражать со своими двусмысленными вопросами. Обвинений в убийстве ему не выдвинули, держали за свидетеля (кто-то побежал разыскивать сторожа с кладбища, чтобы подтвердил алиби), но и подозрений не снимали.

— Я спрашиваю у вас как у человека работающего с топором, — тут же продолжил Крюков шуршать своим льющимся голоском. — Топор тяжелый. Много ли сил надо чтобы разрубить им голову?

— Нет, — буркнул Алеша.

— Нет, — размышляя дальше, повторил Крюков, почесывая подбородок. — Удар нанесен спереди, значит, убийца стоял перед убитым. Убитый видел убийцу и добровольно подставил свой лоб, пока тот размахивался топором.

— Я не видел.

— Но рассуждать-то можете?

— Вам тут рассуди все, а вы потом за эти рассуждения меня и посадите.

Крюков недоуменно вскинул бровями (молодец, соображаешь), и вроде бы оставил этот разговор. Продолжил придирчиво изучать кухню, особенно его вниманию удостоился полностью выкипевший чайник. Еще горячий. Но ни следов пара на стеклах, ни разлитого по кружкам кипятка. А конфорка-то была выключена. Ее выключили, до того как он выкипел или после? Что же не слышали, как он свистел? Вой наверняка был жуткий — это известно из личного опыта.