Звездные юнги

Все собрались быстро; стояли, переминаясь с ноги на ногу, перешептывались… При появлении Командора вытянулись по стойке смирно. Мышка и Совка заняли места в строю, Львушка тоже шагнула было, но Командор придержал ее за плечо.

Это было совсем уж нехорошо. Друзья разглядывали ее с испугом и сочувствием, враги — прежде всех Совка, он теперь тоже враг — с плохо скрываемой радостью.

— У нас мало времени, — заговорил Командор, — если мы не хотим пропустить сигналы. К сожалению, мне следует признать: мои советники были правы. Как у некоторых других девочек, у нашей подруги Львушки взросление отразилось на боевых качествах. Теперь ее больше интересуют юбки и мальчики, чем наша работа. Чтобы не разбивать вам сердца, закончу быстро: Львушка исключена из отряда.

— Не может быть! — она выкрутилась, отскочила, глядя теперь только на Командора, — Я всего один раз пришла в юбке, и то потому что забыла! Так нечестно — выгонять меня за это!

— Правило — не пререкаться, — Командор вскинул руку, останавливая начавшееся было бурление. Он сверлил ее пристальным, страшно темным взглядом. — Львушка, ты — Второй стрелок. Вчера ночью ты видела тени?

Он смотрел, смотрел, смотрел, всю душу вынимая взглядом.

— Я — Второй стрелок. Я — видела, — проговорила она, внутренне сжимаясь. Потому что это была ложь, постыдная, тряская, против правил и против всего; но ведь вот так, ни за что выгонять тоже против правил!

И Командор эту ложь видел. Покачал головой разочарованно…

— За обман, за нарушения правил отряда и за попытку подвергнуть опасности товарищей ты исключена. Ты больше не видишь тени. Ты недостойна.

Львушка оглянулась, пытаясь найти поддержку. Тишина. Сестра смотрела с таким разочарованием, с таким гневом, что оставалось только сдаться, сломаться внутри и тихо кивнуть.

— Хорошо, — она пошла к дверям.

— Собери свои вещи.

— У меня нет вещей, — она безразлично пожала плечами, — все отрядное.

Ничего своего. И друзья, выходит, тоже были отрядные, которых следовало оставить в отряде и не ждать от них даже слова в свою защиту… Ничего Львушке не хотелось отсюда забирать. Она бы и память о былых боевых ночах оставила, да только как от нее избавиться… Прав был, наверное, Командор. Была бы она настоящим бойцом, — спорила бы, зубами бы держалась за право остаться, доказала бы, что это нечестно, неправильно… Только все, похоже, и впрямь было честно и правильно, и она больше не стрелок — ни Второй, ни еще какой.

Полтора года жизни в пустоту. Полтора года она училась, тренировалась, зубрила морзянку, доказывала, что она ничуть не хуже мальчишек, и теперь что?

Домой нельзя, мама не поймет, почему она вернулась одна, без Мышки. Где бы пересидеть до утра… Львушка огляделась. Весь подзащитный регион освещало вечернее, низкое, жирно-красное солнце. Темнело поздно — лето.

Где-то вдали гудели самолеты военной базы, Львушка знала, что отец не там, что он где-то под Казанью, на сборах, но все равно беззвучно загадала, чтобы он слышал и вернулся наконец.

С отцом понимания было гораздо больше, чем с мамой. Полтора года… Хорошо, что не надо объяснять никому из взрослых, что да как: Командор не одобрял, когда члены отряда рассказывали взрослым про то, что у них происходит.

Да и вообще мало кто понимал. Папа — и тот сказал, что это все как-то подозрительно, и с тех пор Львушка ему отчаянно заливала, как учили мальчишки в отряде, чтобы не получить родительский запрет.

Ноги сами принесли ее к школе. Глупо. Лето, да еще и вечер.

Она помялась, не желая уходить, посмотрела на городскую библиотеку напротив. Там еще горел свет.

Лет в девять она там бывала частенько, а потом… Потом Мышка ее привела в клуб, и стало ясно, что настоящее — оно не в библиотеке и не дома, а там, где Звездные сигналы и друзья, и плечом к плечу…

Внутри сжался тоскливый комок. Все закончилось. Больше ничего не будет; все осталось там, где ее больше не ждут.

В окно кто-то выглянул. Простучали шаги ночной передачей. Передачи всегда шли слабые, писклявые, их сложно было разобрать…

— Да это ж наша Всезнайка!

Львушка вздрогнула. Только вот этого вот не хватало — напротив стояла Жижа, приосанившись и рассматривая ее сверху вниз. Ничего себе она вытянулась за два месяца! А если Жижа тут, то и остальные тут же, малолетние хулиганы… А у нее никого за спиной!

— Джи, стопэ, стопэ! — чернявый «цыган» Гуга шагнул откуда-то сбоку. Лет четырнадцати, вечно в великоватых шмотках старшего брата, тощий и в прыщах, он был злой на язык, но рук никогда не распускал: берег. — Лилька, ты ж рисуешь? Я помню, ты вроде даже в школе выставку помогала делать.

Юлька, она же Джулька, она же Джилли (по роли в школьном театральном кружке) и, закономерно, Жижа, хмыкнула и отступила.