Добавить в моё избранное
111 мин, 37 сек 7761
Едва ли приглядевшись, Семенов узнал ее. Это была Старостина! Искривленная судорогами, она как будто смотрела на него, но вместо глаз у нее были две огромные впадины бездонные и черные, словно выжженные углем. Таня попыталась протянуть к нему свои худенькие дрожащие ручки, словно хотела обнять его за шею, но охваченный ужасом Семенов был против подобных объятий и отпрянул в сторону. В ту же секунду невидимая сила слегка приподняла ее и резким движением отшвырнула на лестницу. Издав характерный глухой звук, та живо оперлась на все четыре конечности и вновь попыталась приблизиться.
Не желая вторично испытывать свою судьбу, Семенов проскользнул мимо нее и устремился вниз. Каков был его шок, когда у самого выхода из подъезда он встретился с другой своей гостьей. В кромешном полумраке он узнал в ней Никитину Наташу, вторую жертву маньяка, найденную за гаражами. Такие же всклокоченные грязные волосы, серое лицо, покрытое характерными пятнами с признаками трупного разложения, руки и ноги с множественными синяками и ссадинами от побоев, огромное багровое пятно на ночнушке чуть ниже живота, обильно кровоточащее от распоротых половых органов. И такой же выжженный взгляд, черный мрак впалых глазниц, внушающий дикий страх, пронизывающий сознание насквозь до основания, до самой глубины. При виде Семенова она отскочила назад под лестницу, в самый темный угол и словно в подавленном ужасе забилась сильными дрожью.
Не долго думая, он выбежал на улицу. Во дворе стояла беспокойная мертвая ночь. Буквально мертвая, поскольку на общем фоне не было слышно ничего. Ни дуновения ветерка, ни шороха дерева, ни чьих-то шагов или гула машин. Среди этой оглушительной тишины едва ли пробивался чуть уловимый скрип со стороны детской площадки. Семенов подошел ближе и увидел на качелях обезглавленное тело. Оно тихо раскачивалось во мраке, издавая при этом тот самый омерзительный скрип от несмазанных петель. При этом голова ее валялась неподалеку в песочнице, как ненужная и брошенная вещь, некое подобие сломанного игрушечного ведерка, от которого теперь мало толку. Вне всякого сомнения, это была Михновская. Перепачканные синие джинсы и окровавленная коротенькая болоньевая куртка, такой она была на фотографиях с пустыря, где ее обнаружили.
Единственный фонарь освещал безлюдную улицу. Его свет умирал в нависших каплях дождя, оставляя на мокрой земле размытое желтое пятно, рассекаясь в лужах скудными бликами. Семенов инстинктивно обернулся по сторонам, словно ожидая увидеть еще кого-то. Из-за кустов послышалось нечто напоминающее рвотный рефлекс, как будто пропитого алкоголика рвало от паленого спиртного, да так, что кишки выворачивало наружу. В эту же минуту в холодном призрачном свете показался силуэт. На дорожке появилась четвертая девочка, Маша Казаченко. Теперь стало понятно, откуда мог взяться этот желудочный потуг. Она тщетно пыталась избавиться от полотенца, торчащего у нее изо рта. Ее тошнило и постоянно хотелось отрыгнуть, но проклятое засело в ней слишком глубоко. Она вновь и вновь задыхалась, хотя, по сути, и так уже была мертва. С трудом перешагивая, Маша подошла ближе. Кривя головой из стороны в сторону, она пыталась высвободить горло, как будто хотела что-то сказать. Но хлюпающие звуки терялись в распухшей ротовой полости. Она отчаянно билась и вздрагивала от неистощимой боли, из глаз по бледным щекам алыми струйками сочилась кровь.
Неприятным холодком по спине Семенова пробежал легкий озноб, он обернулся. Из двери темного подъезда вышли Старостина с Никитиной и неуверенной походкой направлялись в его сторону. Одновременно с качелей встала безголовая Михновская и так же повернулась к нему. Мысли вертелись, как быстрое полоскание в стиральной машине. Он видел, как приближались и окружали его четыре мертвые школьницы, но ничего не мог предпринять. Страх и непонятная дикость всего происходящего парализовали его.
— Человек заходит в дом.
Человеку страшно в нем.
Он получит здесь приют.
Человека в нем убьют.
— Забавный стишок, — сквозь зубы нервно прошипел Семенов. — Ну и что дальше?
В эту минуту он был готов ко всему, даже если призраки начнут рвать его на части. Однако они только молча испепеляли его отсутствующими глазами, словно ждали от него первого шага. По холодным гримасам на их лицах можно было прочесть укор и ненависть в мертвых душах. Стоящая прямо перед ним Старостина вдруг подняла руку и показала пальцем куда-то вправо, остальные синхронно отошли. Среди темноты Семенов разглядел стоящий неподалеку соседний дом. Он направился в указанную сторону, сделал несколько шагов и присмотрелся получше. Дом выглядел несколько особенно и фасадом отличался от типичных пятиэтажек. Больше всего из общей массы его выделяли мутные стекла высоких подъездных окон и ребристые выступы полукруглых обшарпанных стен из красного кирпича. В остальном все было привычно: осыпавшаяся штукатурка, с угла причудливый рисунок граффити-любителя, почерневшая плесень на приземистом фундаменте, прогнившие почти до основания оконные рамы.
Не желая вторично испытывать свою судьбу, Семенов проскользнул мимо нее и устремился вниз. Каков был его шок, когда у самого выхода из подъезда он встретился с другой своей гостьей. В кромешном полумраке он узнал в ней Никитину Наташу, вторую жертву маньяка, найденную за гаражами. Такие же всклокоченные грязные волосы, серое лицо, покрытое характерными пятнами с признаками трупного разложения, руки и ноги с множественными синяками и ссадинами от побоев, огромное багровое пятно на ночнушке чуть ниже живота, обильно кровоточащее от распоротых половых органов. И такой же выжженный взгляд, черный мрак впалых глазниц, внушающий дикий страх, пронизывающий сознание насквозь до основания, до самой глубины. При виде Семенова она отскочила назад под лестницу, в самый темный угол и словно в подавленном ужасе забилась сильными дрожью.
Не долго думая, он выбежал на улицу. Во дворе стояла беспокойная мертвая ночь. Буквально мертвая, поскольку на общем фоне не было слышно ничего. Ни дуновения ветерка, ни шороха дерева, ни чьих-то шагов или гула машин. Среди этой оглушительной тишины едва ли пробивался чуть уловимый скрип со стороны детской площадки. Семенов подошел ближе и увидел на качелях обезглавленное тело. Оно тихо раскачивалось во мраке, издавая при этом тот самый омерзительный скрип от несмазанных петель. При этом голова ее валялась неподалеку в песочнице, как ненужная и брошенная вещь, некое подобие сломанного игрушечного ведерка, от которого теперь мало толку. Вне всякого сомнения, это была Михновская. Перепачканные синие джинсы и окровавленная коротенькая болоньевая куртка, такой она была на фотографиях с пустыря, где ее обнаружили.
Единственный фонарь освещал безлюдную улицу. Его свет умирал в нависших каплях дождя, оставляя на мокрой земле размытое желтое пятно, рассекаясь в лужах скудными бликами. Семенов инстинктивно обернулся по сторонам, словно ожидая увидеть еще кого-то. Из-за кустов послышалось нечто напоминающее рвотный рефлекс, как будто пропитого алкоголика рвало от паленого спиртного, да так, что кишки выворачивало наружу. В эту же минуту в холодном призрачном свете показался силуэт. На дорожке появилась четвертая девочка, Маша Казаченко. Теперь стало понятно, откуда мог взяться этот желудочный потуг. Она тщетно пыталась избавиться от полотенца, торчащего у нее изо рта. Ее тошнило и постоянно хотелось отрыгнуть, но проклятое засело в ней слишком глубоко. Она вновь и вновь задыхалась, хотя, по сути, и так уже была мертва. С трудом перешагивая, Маша подошла ближе. Кривя головой из стороны в сторону, она пыталась высвободить горло, как будто хотела что-то сказать. Но хлюпающие звуки терялись в распухшей ротовой полости. Она отчаянно билась и вздрагивала от неистощимой боли, из глаз по бледным щекам алыми струйками сочилась кровь.
Неприятным холодком по спине Семенова пробежал легкий озноб, он обернулся. Из двери темного подъезда вышли Старостина с Никитиной и неуверенной походкой направлялись в его сторону. Одновременно с качелей встала безголовая Михновская и так же повернулась к нему. Мысли вертелись, как быстрое полоскание в стиральной машине. Он видел, как приближались и окружали его четыре мертвые школьницы, но ничего не мог предпринять. Страх и непонятная дикость всего происходящего парализовали его.
— Человек заходит в дом.
Человеку страшно в нем.
Он получит здесь приют.
Человека в нем убьют.
— Забавный стишок, — сквозь зубы нервно прошипел Семенов. — Ну и что дальше?
В эту минуту он был готов ко всему, даже если призраки начнут рвать его на части. Однако они только молча испепеляли его отсутствующими глазами, словно ждали от него первого шага. По холодным гримасам на их лицах можно было прочесть укор и ненависть в мертвых душах. Стоящая прямо перед ним Старостина вдруг подняла руку и показала пальцем куда-то вправо, остальные синхронно отошли. Среди темноты Семенов разглядел стоящий неподалеку соседний дом. Он направился в указанную сторону, сделал несколько шагов и присмотрелся получше. Дом выглядел несколько особенно и фасадом отличался от типичных пятиэтажек. Больше всего из общей массы его выделяли мутные стекла высоких подъездных окон и ребристые выступы полукруглых обшарпанных стен из красного кирпича. В остальном все было привычно: осыпавшаяся штукатурка, с угла причудливый рисунок граффити-любителя, почерневшая плесень на приземистом фундаменте, прогнившие почти до основания оконные рамы.
Страница
32 из 33
32 из 33
