Душеприказчик

Брызгая слюной, чудовище издало протяжный рык, и я почувствовал, как у меня носом пошла кровь.

— Вот оно, мое дитя. Первый житель нашего нового мира.

Я ощутил, как страх подступает к самому горлу, готовый вырваться наружу невероятным воплем. Никакому, даже самому коварному и жестокому врагу я не пожелал бы, оказаться на моем месте. Каменный столб, будто приросший к моей спине не давал возможности сделать и шагу назад. Ноги, неспособные больше держать меня, подкосились, и я упал на колени.

Чудовище, взмахнув крыльями, подлетело к родителю и, подставив свою морду под костлявую руку, удостоилось нежного поглаживания.

— Малом, мне кажется, ты слишком задержался в чужом мире.

Услышав свое имя, мертвец вздрогнул и, изменившись в лице, зло оскалился.

— Если тебе что-то и удалость протащить в мой город, то это тебе не дает право произносить запретное имя вслух. Твой глупый зверек лишь исключение из правил.

— Ты слишком заигрался, Малом, — невозмутимо продолжил Проклятый. — Я не твой пленник или бездушная жертва. И не нам с тобой решать дальнейший ход событий. Ни мне, ни тебе!

— Не нам?!

Безумный взгляд мертвеца стал отрешенным, пустым. Казалось, он только сейчас осознал, что к нему в гости пожаловал достойный противник.

Рука душеприказчика перестала дрожать, и ладонь крепко обхватила рукоять стилета. Лезвие медленно взмыло вверх, и описав круг, уткнулось в меня.

— Ему решать, Малом. Ни ты, ни я более не властны. Здесь присутствует тот, кто может произнести решающее слово.

Казалось, только сейчас мертвец обратил на меня внимание, и, вглядевшись в мое лицо, темными пронизывающими, словно лезвие глазницами, вздрогнул. Воспользовавшись замешательством Малома, душеприказчик быстро заговорил слова проклятия:

— Я возвращаю то, что взял… Я, прошу вас, меня простить за то, чего не совершал… Я отдаю вам ваши грехи, а мне верните свою смерть. Не по моей воле вы оказались здесь… И не по своей… Злу воздаться зло, а добру — добро!

Показалось, что мертвец даже не услышал этих слов. В одну секунду ему повиновались тысячи статуй.

— Ама-рсен! Лю-да-вин-сен! — на одном дыхании прорычал Малом.

Чудовище осклабилось и, взмахнув крыльями, в один миг очутилось возле душеприказчика. Лезвие в руке Проклятого атаковало гигантского противника. Чудовище взвыло, видимо от обиды за едва непропущенный удар.

Я видел как Ша отчаянно пискнув кинулся в бой и столкнувшись с жестоким порождением зла отлетел в мрачную пустоту собора.

Еще одна атака Проклятого пропала втуне, а взамен, огромные изогнутые когти чудовища, распороли ему ключицу. Кровь окропила плечо душеприказчика, и одновременно, я почувствовал страшную боль. Мое плечо украсила темно-красная полоса. Душеприказчик взвыл, а я, в свою очередь, сдерживая боль, закусил губу и жалобно застонал.

— Так вот в чем дело! — ликовал Малом. — Ты привел в мой Ад самого себя…

При этих словах меня словно окотило ледяной водой. Мой взгляд встретился с измученными глазами проклятого — моими собственными глазами.

Новая атака застала душеприказчика врасплох и меня окатила новая обжигающая волна страдания. Голова закружилась, и я почувствовал, как к горлу подступил удушающий ком.

Еще один выпад, и новая рана украсила наши с душеприказчиком тела.

Я обхватил голову руками и, уткнулся в пол; меня сжигало изнутри невидимое пламя, будто я уже горел в аду. Сквозь кровавую пелену я увидел изуродованное лицо проклятого. Мое собственное лицо.

— Лист, — прошептал он одними губами. Я лишь кивнул в ответ.

Рука потянулась к суме, и, нащупала карандаш и бумагу. Закрыв глаза, я принялся осторожно выводить невидимые каракули. Для того чтобы увидеть свой собственный рисунок мне не нужны были глаза, я и без них прекрасно видел все что творилось вокруг. Только мир, который окружал меня сейчас, был совсем другим: серые графитные стены, закрашенные безликие фигуры, застывшее в полете чудовище и захлебывавшийся кровью душеприказчик. Картина оживала под медленным движением моего бесцветного пера. И я ликовал, чувствуя отчаянье и бессмысленные потуги жестокого Хранителя душ. Его лицо менялось. Быстро и безвозвратно. Так хотел того я. Я и никто иной. Только мне было сейчас под силу спасти души всех тех, кто находился в этом зале. А заодно и свою собственную.

В голове родился новый мир: мы стояли посреди зала, всего несколько людей в длинных церемониальных белых балахонах, а за стенами собора уже пылали жадные языки огня. Мы сумбурно, сбиваясь и испуганно повторяя одни и те же фразы несколько раз подряд, тараторили плохо заученную молитву. Своего рода заклинание — именно оно чудесным образом вселяло в нас наивную надежду на благополучный исход. И когда смерть охватила нас, подмяв под себя и раздавив, будто беспомощных козявок — мы продолжали верить.