Серебряные Нити

Сейчас меня сложно было назвать нормальным человеком: я оборачивался и ёрзал на каждом повороте, вглядывался в зеркала заднего вида, вытирал трясущиеся ладони о свободную домашнюю футболку, как если бы ожидал за собой погоню из целой армады космических пришельцев…

Водитель не пытался заговорить со мной, но его суровые взгляды сквозь узкое прямоугольное зеркало говорили яснее любых слов. Конечно же, сейчас он не мог увидеть во мне писателя… Наверное, он — как мог бы подумать любой в его ситуации — считал, что подобрал бездомного бродягу, погрязшего в долгах перед якудза, или же обыкновенного пьяницу, связавшегося с «зоку», организованными байкерами. Как бы то ни было, я действительно был не в лучшей форме…

Сама собой на ум пришла рукопись «Серебряные Нити» и вступление к ней — «Эпитафия Тысячи Верёвок», над которой работали мы с…

— Вот ваш дом, — холодно промолвил водитель, и я с испугом приник к стеклу, опасаясь действительно увидеть снаружи свой двухэтажный приют ужасов. Но беспочвенные страхи оказались напрасными — прямо напротив моей дверцы возвышалось здание дорогого общежития… Нет, не общежития даже — скорее просто набора комнат, в которых селились и одинокие студенты, и даже молодые семьи. Какие-то из этих апартаментов занимал и Рю, предпочитая приводить подавляющее большинство своих друзей и знакомых именно сюда, а не в роскошный трёхэтажный особняк на окраине города.

— Спасибо, — я нервно толкнул дверцу от себя, но водитель пресёк моё движение полным холодной неприязни взглядом. Не прекращая смотреть мне прямо в глаза, он назвал сумму, которую я должен был заплатить за проезд…

И тут я понял, что при торопливом бегстве забыл захватить с собой куртку, в которой находились все мои деньги на подобные расходы…

— Позвольте, я поднимусь к другу, — я указал на высокое, горящее множеством желтоватых оконных огней здание. — И вернусь с деньгами…

Потеряв ко мне всякий интерес, водитель угрюмо сплюнул в сторону и упёр ладони в руль, давая понять, что моё общество неприятно не только ему лично, но и, наверное, всему спящему Токио…

Я вывалился на улицу и на негнущихся ногах подошёл к входу в общежитие, по возможности быстро поднялся на третий этаж по неширокой наружной лестнице и оказался на длинном балконе, одном из многих составляющих многоярусной конструкции. По левую руку от меня выстроился целый ряд одинаковых дверей с номерами, и я, потерявшись в пространстве, постучал в первую же попавшуюся.

Мне повезло…

Рю впустил меня почти сразу, как будто бы только и ждал моего прихода. Одного оценивающего взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что дела мои по-настоящему плохи.

— Рю, — я привалился к стене в прихожей, пытаясь перевести дыхание. — А теперь… могу я занять у тебя сотню-другую йен?

— Зачем? — в его вопросе было меньше интереса, чем тепла в обыкновенно беспристрастном взгляде.

— Такси… Я забыл свою куртку…

— Я спущусь и заплачу, — он переобулся и вышел в ночь, оставив меня наедине с прекрасной однокомнатной квартирой, до сих пор хранящей следы пребывания новой подружки Рю, Миоко.

Рю любил холодные и сдержанные тона, подходящие к его натуре, но, вопреки этому, его комната была наполнена исключительно дерзкими цветами, среди которых превалировал цвет запёкшейся крови, тёмно-красный, даже немного бурый в желтовато-белом свете стоящих в каждом углу помещения торшеров. Посреди комнаты стоял старинный чёрный стол, утопленный в небольшом углублении в полу; вокруг стола в беспорядке были разбросаны упругие красные подушки и пустые чайные чашки. Чуть поодаль, у противоположной стены, лежала чья-то розовая сумочка с забавным амулетом-кошкой на ремешке. За сумочкой покоилась целая груда разнообразных кимоно, юката и плотно скатанных оби.

Я заглянул на кухню, спрятанную от остального помещения за тонкой бамбуковой стенкой, и с удовлетворением обнаружил на кухонном столе бутылку саке, окружённую остатками дорогого — дорогого даже для меня — ужина. Наверное, изредка я тоже мог бы позволить себе такую еду на гонорары от книг, но мне просто не с кем было бы разделить удовольствие трапезы…

Наконец, входная дверь со щелком прикрылась, и в комнату вошёл помрачневший Рю. И только сейчас я смог как следует рассмотреть его: простые чёрные джинсы и свободная футболка, беспалые мотоциклетные перчатки — одежда, в которой я мог бы представить Рю в последнюю очередь…

— Добрый вечер, — Рю поклонился мне только потому, что такого обращения требовали приличия, и почти сразу же после этого прошёл на кухню, разлил саке в небольшие фарфоровые рюмочки.

— Добрый вечер, — неохотно поддержал я, чувствуя себя по меньшей мере глупо.

— Итак, Саюки, я жду объяснений…

Он прошёл в комнату и сел за стол, спрятав ноги в небольшое углубление под ним, жестом предложил мне сесть напротив.