Добавить в моё избранное
104 мин, 48 сек 20674
Оставив его, я прошёл в ванную и сбросил с себя мокрую одежду, быстро переоделся в свободную белую рубашку и протёртые в коленях домашние джинсы.
Этот коридор, коридор первого этажа, обычно тёмный и странно унылый, не нравился мне никогда, а сейчас каждый шаг по нему казался мне настоящей пыткой. Виной тому был церемониальный зал, или зал для приёма гостей, традиционный для подобных японских домов, у дальней стены которого располагался небольшой алтарь из чёрного дерева, окружённый несколькими ароматическими палочками. Обычно алтарь заставлял меня обходить церемониальный зал стороной, но в этот день к нему влекла какая-то поистине непреодолимая сила, влекла через страх и благоговейное уважение к ушедшим.
Я отодвинул влево тонкую створку двери, невольно насладившись приятным шелестом дерева о дерево, и шагнул в небольшой равносторонний зал, в центре которого в небольшом углублении стоял добротный чёрный стол. Вокруг стола располагались удобные вытянутые подушки, но ими, насколько я помнил, никто не пользовался ещё ни разу — я предпочитал есть на крохотной кухне, а Акане просто не успела пригласить в этот дом своих родителей, чтобы разделить трапезу с ними.
Странно, но зал вдруг показался мне слишком пустым, слишком огромным для своей бесполезности. Единственным, что имело в нём ценность, оставалась фотография Акане в тёмной рамке, верхние углы которой были крепко обняты чёрными шёлковыми лентами.
Вспомнив о фотографии, я посмотрел на небольшой ритуальный алтарь. Акане всегда смотрела на меня оттуда. Смотрела не так, как при жизни, без огонька в глазах, без широкой улыбки на красивых губах. Я замечал это всякий раз, когда оказывался в этом помещений, и всегда вспоминал об Акане яркой, Акане радостной, но… Раз за разом воспоминания эти всё сильнее бередили старые душевные раны. Как будто бы боль моя со временем не притуплялась, а лишь крепчала.
Я покинул зал с ощущением шокирующего одиночества — пустоты, залёгшей под сердцем — и почти по чистому наитию добрался до обыкновенно тёмной кухни, наугад бросил что-то в микроволновую печь и пробежался пальцами по нужным кнопкам.
В холодильнике было пусто; вот уже несколько месяцев я питался только едой быстрого приготовления, совершенно позабыв о том, что существовала также возможность сходить за настоящими продуктами и приготовить что-нибудь собственноручно. Обычно вся готовка ложилась на плечи Акане, а когда её не стало — на моего младшего брата. Не так давно он переселился в общежитие при институте, а для меня оказалось уже слишком поздно учиться готовить…
Проверив содержимое пластикового пакета с молоком, я отпил немного, но ледяное молоко отдалось в голове и горле тупой, раскатистой болью, и я с отвращением вернул пакет в холодильник.
Призывно запищала микроволновая печь. Я уже готов был открыть её и достать аппетитно пахнущий ужин, когда заметил краем глаза какое-то движение в зале.
День, наполненный каким-то нереальным бредом, заставил меня отнестись к новой галлюцинации с изрядной долей скепсиса ќ— и с каким-то неожиданным для самого себя удовольствием я убедился, что в зале кроме меня действительно никого не было.
Наверное, годовщина гибели Акане действительно сводила меня с ума…
Поужинав, я взял небольшую книгу с журнального столика, стоящего перед диваном в центре залы, поднялся на второй этаж и в последний раз обернулся к красивым резным перилам. Не знаю, зачем. Просто глянул искоса через плечо: посмотрел вниз, в огромное окно первого этажа, смерил взглядом всю свою безразмерную залу и нависающую над ней простую люстру. Наверное, я просто хотел снова почувствовать себя настоящим хозяином этого унылого домика… вот так вот незамысловато. Так просто. Будто бы одно только это могло вернуть мне спокойствие…
Где-то там, за стенами дома, сверкнула первая за этот поздний вечер молния, отдалась в воздухе оглушительным раскатом грома.
Случайно я задержал взгляд на залитом дождевой водой окне, попытался всмотреться в глубокий уличный мрак — и отпрянул к двери своей комнаты. Из-за расплывшегося множеством небольших разводов стекла на меня смотрела та самая девушка, которую я уже не раз видел сегодня, мрачная и просто пугающая. Сейчас она находилась снаружи, во мраке, и это изводило меня больше всего: из прекрасно освещённого дома я мог видеть только её силуэт, тогда как я для неё был как на ладони…
Книга выскользнула из моих пальцев и глухо хлопнула об пол.
Поддавшись мгновенному уколу паники, я нелепо крутнулся через плечо и, с трудом удержав равновесие, рванул на себя дверь собственной комнаты — безрезультатно. Выругавшись, вспомнил о ключах и после нескольких неудачных попыток отпер сложный замок, торопливо проскользнул в тёмное помещение.
Этот коридор, коридор первого этажа, обычно тёмный и странно унылый, не нравился мне никогда, а сейчас каждый шаг по нему казался мне настоящей пыткой. Виной тому был церемониальный зал, или зал для приёма гостей, традиционный для подобных японских домов, у дальней стены которого располагался небольшой алтарь из чёрного дерева, окружённый несколькими ароматическими палочками. Обычно алтарь заставлял меня обходить церемониальный зал стороной, но в этот день к нему влекла какая-то поистине непреодолимая сила, влекла через страх и благоговейное уважение к ушедшим.
Я отодвинул влево тонкую створку двери, невольно насладившись приятным шелестом дерева о дерево, и шагнул в небольшой равносторонний зал, в центре которого в небольшом углублении стоял добротный чёрный стол. Вокруг стола располагались удобные вытянутые подушки, но ими, насколько я помнил, никто не пользовался ещё ни разу — я предпочитал есть на крохотной кухне, а Акане просто не успела пригласить в этот дом своих родителей, чтобы разделить трапезу с ними.
Странно, но зал вдруг показался мне слишком пустым, слишком огромным для своей бесполезности. Единственным, что имело в нём ценность, оставалась фотография Акане в тёмной рамке, верхние углы которой были крепко обняты чёрными шёлковыми лентами.
Вспомнив о фотографии, я посмотрел на небольшой ритуальный алтарь. Акане всегда смотрела на меня оттуда. Смотрела не так, как при жизни, без огонька в глазах, без широкой улыбки на красивых губах. Я замечал это всякий раз, когда оказывался в этом помещений, и всегда вспоминал об Акане яркой, Акане радостной, но… Раз за разом воспоминания эти всё сильнее бередили старые душевные раны. Как будто бы боль моя со временем не притуплялась, а лишь крепчала.
Я покинул зал с ощущением шокирующего одиночества — пустоты, залёгшей под сердцем — и почти по чистому наитию добрался до обыкновенно тёмной кухни, наугад бросил что-то в микроволновую печь и пробежался пальцами по нужным кнопкам.
В холодильнике было пусто; вот уже несколько месяцев я питался только едой быстрого приготовления, совершенно позабыв о том, что существовала также возможность сходить за настоящими продуктами и приготовить что-нибудь собственноручно. Обычно вся готовка ложилась на плечи Акане, а когда её не стало — на моего младшего брата. Не так давно он переселился в общежитие при институте, а для меня оказалось уже слишком поздно учиться готовить…
Проверив содержимое пластикового пакета с молоком, я отпил немного, но ледяное молоко отдалось в голове и горле тупой, раскатистой болью, и я с отвращением вернул пакет в холодильник.
Призывно запищала микроволновая печь. Я уже готов был открыть её и достать аппетитно пахнущий ужин, когда заметил краем глаза какое-то движение в зале.
День, наполненный каким-то нереальным бредом, заставил меня отнестись к новой галлюцинации с изрядной долей скепсиса ќ— и с каким-то неожиданным для самого себя удовольствием я убедился, что в зале кроме меня действительно никого не было.
Наверное, годовщина гибели Акане действительно сводила меня с ума…
Поужинав, я взял небольшую книгу с журнального столика, стоящего перед диваном в центре залы, поднялся на второй этаж и в последний раз обернулся к красивым резным перилам. Не знаю, зачем. Просто глянул искоса через плечо: посмотрел вниз, в огромное окно первого этажа, смерил взглядом всю свою безразмерную залу и нависающую над ней простую люстру. Наверное, я просто хотел снова почувствовать себя настоящим хозяином этого унылого домика… вот так вот незамысловато. Так просто. Будто бы одно только это могло вернуть мне спокойствие…
Где-то там, за стенами дома, сверкнула первая за этот поздний вечер молния, отдалась в воздухе оглушительным раскатом грома.
Случайно я задержал взгляд на залитом дождевой водой окне, попытался всмотреться в глубокий уличный мрак — и отпрянул к двери своей комнаты. Из-за расплывшегося множеством небольших разводов стекла на меня смотрела та самая девушка, которую я уже не раз видел сегодня, мрачная и просто пугающая. Сейчас она находилась снаружи, во мраке, и это изводило меня больше всего: из прекрасно освещённого дома я мог видеть только её силуэт, тогда как я для неё был как на ладони…
Книга выскользнула из моих пальцев и глухо хлопнула об пол.
Поддавшись мгновенному уколу паники, я нелепо крутнулся через плечо и, с трудом удержав равновесие, рванул на себя дверь собственной комнаты — безрезультатно. Выругавшись, вспомнил о ключах и после нескольких неудачных попыток отпер сложный замок, торопливо проскользнул в тёмное помещение.
Страница
3 из 30
3 из 30
