Шкаф

Затейницы, такое учудить после всего случившегося!!! Хватило ума. Просто нет слов.

Вооружившись фонарями, я, Леший и Казанова поднялись на второй этаж, заглянули в мастерскую, конечно же ничего не обнаружив, кроме влаги на полу и мокрого, будто бы подтаявшего, округлого пятна на стене, внушающего беспокойство и резвый взвод бегущих по коже мурашек. Единственное окно в мастерской было крепко закрыто. На потолке не оказалось потёков. Как странно.

В гостиную вернулись понурыми и угрюмыми. Вот так разом испортилось всё настроение. Пришлось нашим дамам сказать малообнадёживающее: мол, рано или поздно пропажа найдётся.

Дрова почти закончились — и, как ни странно, кроме гостиной в доме так и не потеплело, поэтому пришлось всем обустраиваться здесь же. Расстелили на ковре матрасы, уступили диван Клавдии Петровне и ее мужу, а на тахте устроилась Светка с дочуркой.

Злобный шквал белой пелены дождя обрушивался на стёкла, гремел, стекая по карнизу, а осерчавший ветер визжал, точно ополоумевшая карга.

Я проснулся от холода и неприятного тихого, но повторяющегося звука. Открыл глаза. Прислушался, и вот снова через свистящий храп пробивалось неопределенное, посвистывающее и звякающее. Клац. Клац. Клац. Как если бы кто-то крался по полу, поджимая коготки.

Бух. Что-то тяжёлое глухо падает откуда-то сверху. Книжка с полки? Но шкаф далеко, а услышанный звук близко. Как же темно. Паника стискивает сердце, мешая логически мыслить. Вдоль позвоночника ползёт холодок, во рту сухо. Не решаюсь подняться, хоть это по-детски глупо, но мне ведь страшно. Прислушиваюсь, не в силах заставить себя пошевелиться. Подозрительного клацанья больше не слышно.

Неужели все спят? Я слышал лишь тихое посапывание малой Ленки да размеренное дыхание Наташки, свернувшейся на соседнем матрасе рядом со мной. Вот только не храпела тёща. Во сне она всегда издавала раскатистый храп, похожий на синхронное мычанье коров в сарае. Сейчас же просто зависла неуютная тишина.

Моргнув, я снова только закрыл глаза, как услышал тонкий, исторгаемый на одной испуганной ноте детский крик. Я слышал его всего мгновение, точно находясь в полусне, точно крик был просто помехой на задворках сознания. Нет же, это не сон! — неожиданно пришло понимание. Сашка, тревога. Очнись, мужик!

Тотчас сердце кольнуло, ускорив свой бег под действием скачка адреналина. Ленка! Я отбросил в сторону одеяло и, потянувшись, наощупь взяв заметно оплывшую свечу с журнального столика в центре гостиной, зажёг её рядом лежащей зажигалкой и мельком, второпях осмотревшись, покинул гостиную. Посмотрел на запястье, проверил на часах время. Глухой час. Всего полвторого ночи.

Я практически не расставался с водонепроницаемыми часами — подарком жены на первый прожитый совместно юбилей. Не снимал их, ни когда бегал, ни когда принимал душ. Они мне всегда пригождались в те первые рабочие смены, когда мы с ещё не устаканившейся фирмой часто колесили по стране в поисках строительной подработки.

Шумно вновь забарабанило по стеклу. С резким скрипом хлопнуло открытое настежь окно в коридоре.

Какая нелепость. Ветер, правда, не мог же щеколду отодвинуть?

— Ленка! — позвал я в коридоре. — Ленка, ты где? — позвал громче и не услышал ответа. Может быть, её крик мне почудился. Какая успокаивающая и одновременно простая мысль.

Но на мокром из-за открытого окна полу коридора, в свете свечи, я видел следы маленьких ног и рядом — расплывшиеся от сырости комья земли. Я вздрогнул. Нахлынувший, точно лавина в горах, страх, смыл всё разом — и неверие в происходящее, и сонливость.

Кто-то снова без спроса осмелился побывать в доме, даже несмотря на неприемлемую для прогулок погоду. Тяжёлый вдох чуток замедлил бухающее в груди сердце.

Тихонько скрипнула дверь мастерской — и тут я увидел лежащую на полу сломанную — нет, вырванную с корнем из двери ручку. За дверью, возле порога, на полу, в своей лёгкой пижаме сидела Ленка. Точно крохотный растерянный комочек с растрёпанными кучеряшками и бледным, как накрахмаленное полотно, личиком.

— Там, — сказала она, показывая на шкаф. — Та-ам, — повторила девочка с затравленным всхлипом.

Я перешагнул через порог и взял её на руки. Озябшее крохотное детское тельце, доверчиво обвившее мою шею своими ручонками, воззвало к дремавшему инстинкту защитника. На миг я ощутил, что значит быть отцом, что это вообще такое. Ответственность, нежность, забота.

Ленка снова всхлипнула, и я подавил в себе звериный порыв разобраться со всем этим сейчас же. Вдруг ночной гость прячется в шкафу? Но я закрыл дверь мастерской, для надёжности приставив к ручке этажерку, примостившуюся в углу. Теперь без предупреждающего шума чужак не выберется, разве что прыгнет в окно мастерской и бесхлопотно свернет себе шею, как следует прокатившись под небольшим уклоном по грязи.