Подвал

Потом вынул из кармана очки и надел их. Ещё раз посмотрел на труп, будто бы от очков он мог измениться. Потом он отошёл к стене. Там стоял маленький столик на колёсиках. Он взялся за него обеими руками и покатил. Безмолвие полутёмного помещения разбил резкий, дребезжащий звук. Железные, блестящие инструменты подпрыгивали при движении.

Оля, привыкшая к тишине, вскрикнула и закрыла уши руками. Звук всё резал и резал тишину. Наконец, врач довёз столик до места. Звук прекратился и наступила тишина.

Патологоанатом надел перчатки. И взял инструмент.

В полумраке морга, лишь над столом был яркий свет. Яркий до боли в глазах. Весь в белом врач. Холодное железо в его руках…

Вдруг всё стало происходить как в страшном сне. Оля не видела всё. Перед её глазами мелькали лишь отдельные кадры фильма. Причём этот фильм шёл на большой скорости, кадры мелькали пред глазами… Кадры немого кино. Лампа, освещавшая Олега и патологоанатома то гасла, то опять светила, освещая сцены ужаса.

Странный инструмент был вонзён грудь Олега по рукоять. Врач напрягает все силы для этого…

Инструмент режет грудную клетку человека пополам.

Врач, наклонившись над ним, разрывает грудную клетку. Он почти полностью прильнул к нему. Его перчатки в крови.

Олег — как раскрытая, беззащитная раковина моллюска. Видны белые кости, кровь, мясо…

И вот в руках врача сердце Олега. Он с алчностью, обезумевшими глазами смотрит на него.

О, ужас! Оля понимает, что сердце бьётся в кровавых руках врача! Олег жив?!

Патологоанатом втыкает одну иглу в сердце, потом другую третью. Но сердце всё борется за жизнь, борется. Четвёртую, пятую… Иглы проходят насквозь. Врач втыкает их с ожесточением, с перекошенным ртом и огнём в глазах. Наконец сердце начинает биться не ровно. Потом сокращения становятся всё слабее и слабее…

Врач кидает его на пол и поднимает свой тяжёлый сапог.

Сердце раздавлено. Но сапог поднимается вновь и вновь.

Наконец, врач оставил сердце и зловеще завис над трупом, пожирая его глазами.

Опять холодный, железный инструмент. Он дальше разрывает плоть. Разрез от груди до живота.

Кровь залила весь труп. Теперь лишь изредка, островками видна позеленевшая, изъеденная кожа утопленника. Алая кровь всё более и более заливала её.

Врач стал вытаскивать внутренние органы, внимательно глядя на них… Один за другим. Он скидывая их на пол. Он долго мотал на руки кишки, пока не вырвал…

Внутренности были пусты.

Тогда патологоанатом стал отпиливать забрызганные кровью ноги. Сначала одну, потом другую… Далее руки. Все эти конечности тоже валялись на сыром, окровавленном полу.

Патологоанатом прямо руками стал выцарапывать глаза. Но этого у него не получалось. Он с ожесточением скинул перчатки и потянулся к ним уже голыми руками. Но и так у него ничего не получалось. Он схватил нож, выткнул их. Потом прильнул к пустым глазницам и языком стал вылизывать жидкость, вытекшую из глазного яблока.

Потом вдруг отпрянул от трупа, схватил ещё какой-то инструмент и с размаху хотел вонзить его в череп. Но инструмент раскололся, поранив руку врача. Кровь хлынула из раны. Тот посмотрел на неё. Взял инструмент, который был уже в крови, и осторожно соскребнул алую жидкость. Но кровь всё текла и текла. Однако она уже переставала интересовать медицинского работника. Он уже пытался вскрыть черепную коробку. После долгих трудов, это ему удалось. И, среди серого вещества мозга лежал тот самый найденный камень. Мягкий его свет будто бы пронизывал кости и ткани — всё голова Олега светилась.

Врач схватил этот камень.

Следующим кадром, который увидела Оля было то, как врач стоял прямо на столе, на трупе, держа над своей головой зелёный факел… Врач весь был в крови. Рот, борода, волосы, всё лицо. Шея, руки. Белый халат превратился в красный. Обувь, которой он стоял на рёбрах трупа, тоже была замарана. Кровь чёрными сгустками стекала вниз, капая на обезображенный труп. Кровь ручьями лилась со стола, увеличивая лужу на полу. Кровь… кровь… кровь…

Оля онемело смотрела на этот прокручиваемый перед нею в фильм. Её лицо, закостеневшее маской ужаса, во время фильма даже не менялось. Дальше было просто некуда.

Но, когда кадры перестали мелькать, и всё стало как обычно, она стала приходить в себя. Однако врач так и застыл с поднятым вверх зелёным камнем. Будто бы его фильм остановили.

Эй! — послышался знакомый голос, который привёл её сюда.

И, о, ужас! Он исходил из кровавого трупа. Он исходил из Олега. Это был голос Олега.

Оля вздрогнула и попятилась назад. Между тем труп начал подниматься, выползая из-под ног врача. А тот так и остался висеть в воздухе, не шевелясь, как картина.

Перекатываясь, как дождевой червяк, труп дополз до своих ног, и те мгновенно приклеились к нему, правда как-то косо и не к месту, руки же сами доползли.