Добавить в моё избранное
89 мин, 19 сек 6101
Ты пришел задать мне интересующие тебя вопросы, так я к твоим услугам!
— Кто ты вообще такой? — Уже немного злясь, спросил Вулко. Ему решительно не нравилось, что таинственный Стеклянный смог отследить его перемещения, узнать его имя и даже внешность. Все переговоры проводились в атмосфере строжайшей таинственности и анонимности, даже товар он забрал из вокзальной ячейки, как в детективных фильмах. А он, оказывается, все это время прекрасно знал, кому что продает и зачем.
— Вулко, я твой друг. Ничуть не меньше, чем почтенный Андрей Ааронович. И я здесь, чтобы помочь вам обоим. Я слышал, что произошло с его семьей. Ужасная, ужасная трагедия — малое невинное дитя стало жертвой безумства матери, о как часто это происходит! Как часто матери в послеродовой депрессии душили младенцев подушками, топили их в ванночках или выбрасывали из окна. Некоторые, не желая признавать свой грех, просто клали младенцев в кроватку лицом вниз, просто ожидая, что те задохнутся. Эти маленькие жизни — их так легко отнимать. Казалось бы — куда легче убить взрослого человека, но нет — тот уже что-то из себя представляет, уже сформировался как личность и как член общества, со своими интересами, мыслями, достоинствами и недостатками, а младенцы — как заготовка… Казалось бы — раскатай это тесто и лепи из него снова. Поэтому так легко убивать младенцев. Впрочем, мой друг я увлекся, а говорим мы вовсе не об убийстве.
— А о чем же? — Думать у Вулко ясно не получалось, складные речи Стеклянного навевали какую-то дремоту, не получалось ухватить мысль, она ускользала, как угорь из рук незадачливого рыбака.
— Мы говорим о ребенке, которого не просто убили, которого забрали. Забрали так далеко и так глубоко, что даже у меня не выйдет его вытащить. И наблюдая за твоими попытками воскрешать мертвецов я счел своим долгом вмешаться и остановить тебя. Мой друг, там, где ты ищешь маленькую Дебору, там ее нету и никогда не было. Оставь свои бесплодные попытки, послушай моего совета.
— Какого совета? — Будто через гулкую вату отвечал Вулко. Ему стоило большого труда держать глаза открытыми, в то время, как сознание его вопило — доброжелательный незнакомец представляет собой страшную опасность. Все его инстинкты призывали неповоротливое тело бежать, кричать, отбиваться, но Вулко кроликом под взглядом удава лишь тоскливо следил за блестящими стеклянными глазами собеседника.
— Совет мой прост и сложен. Если чего-то больше нигде нету, никто же не воспрещает создать это что-то заново? -Ты предлагаешь Гофману заново зачать ребенка?
— Совершенно верно. Но чтобы получить того же ребенка, нужна совершенно особенная мать. Мать всех Матерей. Самая женственная из женщин, прекраснейшая из прекраснейших. Нечто, носящее в себе весь генофонд земных и внеземных созданий.
— И что же это за существо? — Тревожным звоночком отдавалось в голове слово «мать». Где же он слышал что-то подобное? Но жажда закончить поиски, достичь цели, осчастливить друга затмевали сознание Вулко, мешая памяти завершить поиск ассоциаций.
— Не важно, что, важно, как, мой дорогой Вулко. Знай, что тебе придется погрузиться в самые темные глубины, залезть на небывалые высоты, чтобы обладать ей. Тебе придется отринуть человечность, отбросить предрассудки, перестать быть собой, чтобы заполучить ее в свои руки. Но оно того стоит, поверь мне, ибо небесно счастлив будет тот, кого она наречет своим мужем.
— Так как ее найти?
— Она сама тебя найдет, Вулко. Теперь, когда ты знаешь о ней — она сама отыщет тебя. Стеклянный перестал опираться на дерево, резко выпрямился и зашагал в сторону лагеря. Ватные ноги Вулко подогнулись под массивным телом и он рухнул на траву, распластался на влажной холодной земле.
— Подожди! — крикнул он вслед уходящему незнакомцу, — Чего ты хочешь за это?
— Пусть у Матери всегда будет муж. Раз ты уже успел податься в сутенеры, эта задача не вызовет у тебя трудностей, — Ответил через плечо незнакомец и разразился каркающим, но при этом приятным и обаятельным смехом.
— А если я ослушаюсь? — Нагло спросил Вулко, интересуясь границами дозволенного.
Незнакомец продолжал удаляться, посмеиваясь на ходу, шагнул в тень и пропал. Будто не было ни человека с блестящими стеклянными глазами, ни странной беседы под деревом. И лишь в ушах Вулко эхом отдавался все тот же бархатный голос, взявшийся из ниоткуда, и звучащий будто повсюду «Ты не ослушаешься, Вулко! Ты ни за что не ослушаешься!» Гофман с болезненным ожиданием ежедневно отрывал по старой привычке листы календаря, приближаясь к тридцатому августа. Прогнозы слегка соврали — красная луна появилась на небе раньше ожидаемого. Пожилой психиатр стоял у своего полукруглого окна в приемной и наблюдал, как мистическая умбра ложится на башни и статуи Карлового Моста, покрывая их беспросветной тенью, превращая широкую Влтаву в неподвижное болото, наполненное черной маслянистой жидкостью.
— Кто ты вообще такой? — Уже немного злясь, спросил Вулко. Ему решительно не нравилось, что таинственный Стеклянный смог отследить его перемещения, узнать его имя и даже внешность. Все переговоры проводились в атмосфере строжайшей таинственности и анонимности, даже товар он забрал из вокзальной ячейки, как в детективных фильмах. А он, оказывается, все это время прекрасно знал, кому что продает и зачем.
— Вулко, я твой друг. Ничуть не меньше, чем почтенный Андрей Ааронович. И я здесь, чтобы помочь вам обоим. Я слышал, что произошло с его семьей. Ужасная, ужасная трагедия — малое невинное дитя стало жертвой безумства матери, о как часто это происходит! Как часто матери в послеродовой депрессии душили младенцев подушками, топили их в ванночках или выбрасывали из окна. Некоторые, не желая признавать свой грех, просто клали младенцев в кроватку лицом вниз, просто ожидая, что те задохнутся. Эти маленькие жизни — их так легко отнимать. Казалось бы — куда легче убить взрослого человека, но нет — тот уже что-то из себя представляет, уже сформировался как личность и как член общества, со своими интересами, мыслями, достоинствами и недостатками, а младенцы — как заготовка… Казалось бы — раскатай это тесто и лепи из него снова. Поэтому так легко убивать младенцев. Впрочем, мой друг я увлекся, а говорим мы вовсе не об убийстве.
— А о чем же? — Думать у Вулко ясно не получалось, складные речи Стеклянного навевали какую-то дремоту, не получалось ухватить мысль, она ускользала, как угорь из рук незадачливого рыбака.
— Мы говорим о ребенке, которого не просто убили, которого забрали. Забрали так далеко и так глубоко, что даже у меня не выйдет его вытащить. И наблюдая за твоими попытками воскрешать мертвецов я счел своим долгом вмешаться и остановить тебя. Мой друг, там, где ты ищешь маленькую Дебору, там ее нету и никогда не было. Оставь свои бесплодные попытки, послушай моего совета.
— Какого совета? — Будто через гулкую вату отвечал Вулко. Ему стоило большого труда держать глаза открытыми, в то время, как сознание его вопило — доброжелательный незнакомец представляет собой страшную опасность. Все его инстинкты призывали неповоротливое тело бежать, кричать, отбиваться, но Вулко кроликом под взглядом удава лишь тоскливо следил за блестящими стеклянными глазами собеседника.
— Совет мой прост и сложен. Если чего-то больше нигде нету, никто же не воспрещает создать это что-то заново? -Ты предлагаешь Гофману заново зачать ребенка?
— Совершенно верно. Но чтобы получить того же ребенка, нужна совершенно особенная мать. Мать всех Матерей. Самая женственная из женщин, прекраснейшая из прекраснейших. Нечто, носящее в себе весь генофонд земных и внеземных созданий.
— И что же это за существо? — Тревожным звоночком отдавалось в голове слово «мать». Где же он слышал что-то подобное? Но жажда закончить поиски, достичь цели, осчастливить друга затмевали сознание Вулко, мешая памяти завершить поиск ассоциаций.
— Не важно, что, важно, как, мой дорогой Вулко. Знай, что тебе придется погрузиться в самые темные глубины, залезть на небывалые высоты, чтобы обладать ей. Тебе придется отринуть человечность, отбросить предрассудки, перестать быть собой, чтобы заполучить ее в свои руки. Но оно того стоит, поверь мне, ибо небесно счастлив будет тот, кого она наречет своим мужем.
— Так как ее найти?
— Она сама тебя найдет, Вулко. Теперь, когда ты знаешь о ней — она сама отыщет тебя. Стеклянный перестал опираться на дерево, резко выпрямился и зашагал в сторону лагеря. Ватные ноги Вулко подогнулись под массивным телом и он рухнул на траву, распластался на влажной холодной земле.
— Подожди! — крикнул он вслед уходящему незнакомцу, — Чего ты хочешь за это?
— Пусть у Матери всегда будет муж. Раз ты уже успел податься в сутенеры, эта задача не вызовет у тебя трудностей, — Ответил через плечо незнакомец и разразился каркающим, но при этом приятным и обаятельным смехом.
— А если я ослушаюсь? — Нагло спросил Вулко, интересуясь границами дозволенного.
Незнакомец продолжал удаляться, посмеиваясь на ходу, шагнул в тень и пропал. Будто не было ни человека с блестящими стеклянными глазами, ни странной беседы под деревом. И лишь в ушах Вулко эхом отдавался все тот же бархатный голос, взявшийся из ниоткуда, и звучащий будто повсюду «Ты не ослушаешься, Вулко! Ты ни за что не ослушаешься!» Гофман с болезненным ожиданием ежедневно отрывал по старой привычке листы календаря, приближаясь к тридцатому августа. Прогнозы слегка соврали — красная луна появилась на небе раньше ожидаемого. Пожилой психиатр стоял у своего полукруглого окна в приемной и наблюдал, как мистическая умбра ложится на башни и статуи Карлового Моста, покрывая их беспросветной тенью, превращая широкую Влтаву в неподвижное болото, наполненное черной маслянистой жидкостью.
Страница
25 из 26
25 из 26
