Великие Немые

У Григория Васильевича, меня, жил ты, помнишь-то. Только три месяца жили мы вместе с тобой после того, как твоя маменька умерла, хилая ласточка. Не смог я за то время все необходимое сделать. Царство ей небесное во веки веков. Не успел я окрестить тебя. Куда тебе помнить, что тогда жена моя… хворала тяжело. Вот и сошло нам твое не крещение… по боку. Прости Господи.

Крестится.

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. А когда ты уехал от нас, все было для тебя «из разных рук». То сердобольная твоя генеральша умерла, то свояки ее… разъехались по заграницам. Так и жил ты до тринадцати лет у Предводителя дворянства, не знаючи о своей непутевой вере. Никто тебя об этом не пытал. Никому не приходило в голову спросить. Он и только он, Ефим Петрович Поленов, взял трех на себя. Он все разузнал и скрыл от всех, что ты… еврей по матери. А то… не взяли бы тебя в гимназию или университет. Да и… места оседлости для евреев царь не отменял в те годы. Так и пошел ты и пошел, скрывая… веру свою. Все открылось для меня, когда брат твой пошел на первое крещение в монастырь. Старец Зосима, тогда-то и открыл все о нем и тебе из церковных книг. Помню, сказал он: «Бога-то нельзя обманывать». Если без креста отрок, то какое там причащение. Я не могу благословить отрока, как христианин. Не могу снять грех или дать тебе… исповедоваться отроку без креста.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, так и остался я ничей. И в синагоге никогда не был. Нет ее в нашем городе. Да и к церкви Православной оказался не приучен. Верится мне, что нет у человека бессмертной души, а значит человеку все можно?

Григорий Васильевич вздрагивает, начинает молиться.

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Ты только, родной, не серчай и не дыбься. Не будь злобливым на отца, если и зовет он тебя «жиденок»…

Григорий Васильевич встает и обнимает.

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Пьяный… барин всегда… зол. Отец… барин всегда отец. Любит он семя свое. А теперь-то и подавно… так-то. Кажется, что я для него уже и не лакей больше. Гувернер ему чаще нужен. Вот и я при нем, как при малом детушке теперь. В детство… он впадает, врачи сказывают.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Не серчаю я на него, Федора Павловича! Нет, не серчаю. Только завидую я Алексею. Выкрест он. Веры православной, а отсюда… на душе у него покой. На Иерусалим в душе не оглядывается он. Здесь его родина. Здесь его корни. Здесь… могила его и его земляков. На сердце у него равновесие во всем.

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Да, так оно… было так. Сиротство его в четыре года все разрешило… за него, мальчонку — несмышленыша. Моложе он тебя был на три года, крестил его Ефим Петрович Поленов без спроса, без его на то детского разрешения. Не смог Ефим до тебя… добраться! Ты-то, Иван Федорович, сказывали, боком-боком от такого ушел. Да, чего старое ворошить. Любили Алешу безумно в семье у Предводителя дворянства в той губернии. Помнишь? Что до тебя, то и ты не лыком шит! Ты же был, Иван Федорович, всегда… угрюмым, схоронившимся в углу. О вере в Христа, как еврейского сына в Израиле, остерегался… говорить громко.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Так, Григорий Васильевич! Так… оно и сейчас, да только пуще… скрыто за семью замками на бездомной душе. Сердца никому не открываю. Вот и в книгах пишу… о Боге. А сам? А сам вижу, что все это… фарс и насмешка. Всех одурачил, аж самому… гадко до скверны. К водке Смирновой, мятной или, на худой конец, померанцевой, вот тянет более день ото дня. Тоскую…

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ. Плохо, что не был ты на могиле матери, грешницы Сарры Ивановны. Ведь совсем девчушкой умерла… преставилась. Не интересуешься ты еврейской могилой, а значит, боишься… ее еврейской судьбы. Нет, не верю я тебе. А главное в тебе, Вань, что лишил ты бессмертия свою душу… Нет, нет… «все» не так. А… вот Дмитрий Федорович Карамазов, брат твой, сказывал много хорошего о твоем сердце.

Оглядывается на икону, крестится. Входит Дмитрий Федорович Карамазов (в смокинге, бабочке).

ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Долго жить буду… По примете, коль… обо мне хорошее … говорите. А? Так ли… птички — пичужки?

Раскланивается по-шутовски. Шаркает ножкой.

ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУТУЗОВ и ИВАН ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Да, о тебе говорим. О тебе вспоминаем.

Говорят в унисон. Крестятся.

ДМИТРИЙ ФЕДОРОВИЧ КАРАМАЗОВ. Смотри-ка, все братья собрались под одной крышей. Не чудно ли? Сердце радуется. Хорошо. Ах, как… хорошо.

Подходит к иконе. Пальцами гасит свечу. Не крестится.

Действие первое

Картина четвертая

Лица

ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ.

Декорации:

нет. Но все равно 1879 год. Сцена закрыта. Между сценическим занавесом и публикой бегает Федор Павлович. В смокинге. Белая бабочка. В руках канделябр.

ФЕДОР ПАВЛОВИЧ КАРАМАЗОВ. Все к столу. Всех сынов… вместе. Давайте парни… Али мы не господа.