Липовый цвет

И разве есть в них хоть что-нибудь хорошее? Твёрдые оболочки подверженные болезненной скорости… Какая мерзость!

Забавно, правда?

ЗАПИСКИ САМОУБИЙЦЫ

Самый ужасный день в моей жизни. Мне плохо. Очень плохо! Мысли скользят в пустоту. Ощущение почти физической боли от собственного ничтожного существования. Нет желания и сил жить дальше.

Странно и смешно, но в некоторые моменты своей жизни я ещё рассчитывал на что-то лучшее, думал, что могу стать кем-то, а не чем-то, расползающимся в полумраке своего ленивого и полузадушенного сознания. Хотелось… хочется чего-то другого, чего-то такого, что может вызвать в сердце бурю эмоций, захлестнуть с головой и унести в бесконечную высь… Но это всё мечты! Реальность загоняет внутрь невзрачной, ущербной оболочки; заставляет мучиться от осознания принадлежности к этому чуждому и нелюбимому миру. Миру, где нет места ни для мельчайшего, ничтожного чуда, ни для цельной идеи, способной возвысить дух и вести сквозь тьму препятствий и серость быта к звёздам тайного смысла и внутренней гармонии.

Смерть. Всё более проникаешься идеей самоуничтожения, желанием сбежать от суровых реалий окружающей действительности в другое измерение или даже в никуда. Уже всё равно. Нет иллюзий. Больше нет. Что окружает меня? Никто и ничто! Вокруг лишь пустота и чернь и день не сменяет холодной ночи.

Скоро… Уже скоро всё кончится. Завершится нелепейший отрезок моего незаметного существования и благословенный покой осветит и убаюкает угасающую искру призрачного сознания.

До свидания…

До свидания, кто бы ни был ты, мой странный и нелепый читатель будущего, неизвестного и не принятого.

ЗАТМЕНИЕ

Было тёплое, позднее утро. Пахло душистым вереском и цветущей сиренью, прекрасный день для знакомства, день, когда я встретил её! Она была просто прелесть — миниатюрная хрупкая красота, облачённая в женскую фигурку; изящная статуэтка с лицом богини на фоне буйной изумрудной растительности. Я подошёл и, хотя ступал тихо — боясь спугнуть прекрасную нимфу, — но под моими ногами громко хрустнула ветка. Обмер.

Она обернулась. И я потонул в её бездонных глазах: голубовато-зелёных, как томное небо над головой, и чистых, как вода в пруду. Тихо вскрикнув, она вскочила на ноги. В потемневших омутах заплескалась паника и готовность броситься бежать. Медлить было нельзя: я одним прыжком оказался рядом, полуобнял её за плечи и потянул обратно в траву. Я говорил быстро, порывисто, облекая чувства в слова, говорил с глубоким убеждением и, наконец, истратив весь неожиданный порыв своего красноречия, замолчал. Ощущал только, как бешено бьётся её сердце. Видел перед собой широко раскрытые испуганные глаза. И не мог удержать себя от необдуманного поступка.

Её губы были совсем близко от моего лица. Мягкие и влажные, как лепестки розы. И… словно охваченный наваждением сна, я потянулся к ней. Я не должен был этого делать. Не должен был допустить, чтобы это случилось! Её тонкие ручки толкали меня в грудь. Нежное тело дрожало в испуге. Господи, я даже не подозревал, что можно воспламениться только от одного взгляда. Потерять контроль над собой от одного прикосновения. Стать зверем за какую-то долю секунды!

Бедняжка, она была чиста в своем неведении. Чистая и невинная. Ангел на грешной земле…

Потом, уже после, когда она лежала на яркой, заполненной жёлтыми цветами полянке, осквернённая, с блестящими, мокрыми глазами, я понял что произошло. Застонал. Прижал её голову к своей груди. Лишь бы не видеть горьких слез, не слышать жалобных рыданий. Моё сердце готово было разорваться на куски. А она… она всё сильнее и сильнее прижималась ко мне. Плача, она изливала свою душу, выплёскивала боль и ненависть. Она искала утешения и защиты на груди своего обидчика…

В этот момент я думал только о том, что мне нельзя волноваться… Прокручивал эти слова в своём сознании снова и снова.

Я гладил её по волосам: слабое утешение за причинённое насилие. Худенькие девичьи плечи вздрагивали от прерывистых частых вздохов. У меня в горле встал ком. Захотелось крикнуть: «Малышка, я не хотел этого. Пожалуйста, прости меня. Только не плачь. Не плачь!» Но, естественно, ни одно слово не сорвалось с языка… Глупо.

Она заснула у меня на руках. Маленькая сломанная кукла с заплаканными глазами. Бледное фарфоровое личико застыло в трагическом выражении. Я боялся шевельнуться и неловким движением разбудить её. Странная, звенящая тишина кричала вокруг… Некоторое время — я не знаю, какое именно, — мы провели в таком, совершенно неудобном положении. Но потом стемнело и стало холодно. Мне было всё равно, но я медленно встал и, удерживая её на руках, побрёл обратно в деревню.

Девушка казалась лёгкой, почти невесомой. И я всё время осторожничал, стараясь слишком сильно не прижимать бессознательное тело к своей груди. До дома я добрался, когда уже начало темнеть.