Дело села N

Какая у этой басни мораль? А морали и нет никакой. Один родился рогатым, но пернатым родился другой; и каким ты был, таким и умрешь и на… ты нужен такой небу, которое смотрит на нас с радостью и тоской!

Наутилус Помпилиус, «Негодяй и ангел».

1. Трое в купе, не считая бутылок.

Стук колес. Мерное покачивание. Тусклый свет электрических ламп в пластиковых плафонах под потолком. Узкие койки, маленький столик. Через приоткрытое оконце видны мерцающие звезды. Чай в стаканах с подстаканниками. Знакомо?

Конечно. Ночь в поезде — есть в этом что-то таинственное, романтичное, манящее. На мой скромный вкус, естественно. Некоторые вот предпочитают ночевать на кладбищах — для полноты ощущений. Но это больше молодежь, у них еще горячее сердце, кровь кипит. А вот ребята постарше, вроде меня, ищут романтику в других местах. Знавал я одного типа в нашей столице, тот обожал просиживать до утра в одной маленькой кафешке, проглатывая кофе чашку за чашкой, с исступлением какого-нибудь шамана совершающего кровавый ритуал. У него даже личный столик имелся — маленький такой в самом темном уголке. А другой мой коллега обожал шумные сборища, толпы народа, бесцельно бродящие по улицам. В будние дни он скучал, зато на празднествах, которыми столь богато отечество наше, оттягивался вовсю. Третий, самый старший из нас, превосходно образованный, поэт и эрудит, тихий, но властный и мрачноватый бородач просто обожал прогулки по пустой и незнакомой маленькой улочке под ярким сиянием полной луны. Ради этого он мотался от одного маленького провинциального городка к другому, нигде не задерживаясь более недели. Самым уникальным из списка моих приятелей был Виталик, парень не молодой, но и не старый, который ухитрялся каждую ночь заполучать приглашения на вечеринки на чьих-то квартирах. Каждую ночь! Он оказывался то знакомым приятеля, то дальним родственником, то одноклассником: и так ночь за ночью! И ему не надоедает — вот что меня изумляет больше всего.

Ну а я черпаю силы в мерном стуке колес. Моя муза, верно, носит форму контролера…

В этот раз мне повезло делить купе с двумя попутчиками. Мы познакомились на вокзале, наскоро сдружились и решили, что будет здорово и дешево снять одно купе на троих. Мы быстро перешли на «ты» и даже не называли друг друга по именам, обращаясь по профессии: веселый молодой Инженер, хохмач и балагур, ему и тридцати нет; хмурый и внимательный Доктор, скрывающий добрые, но печальные глаза под толстыми стеклами очков, ему за сорок; и, наконец, ваш покорный слуга — Литератор, о возрасте благоразумно промолчу.

Мои новообретенные друзья пили пиво, а я — красное сухое вино. Это конечно, не напиток для поезда, тем более для душной летней ночи, но предпочтение вина всем остальным алкогольным напиткам — отличительная особенность нашего цеха. Я, разумеется, имею в виду не литературный цех, а несколько иной, но об этом потом.

Инженер, молодой парень, ехал в свой первый отпуск после окончания ВУЗа. Он вез с собой гитару, игрой на которой и развлекал нас с Доктором. Надо сказать, что паренек играл неплохо, петь, правда, совершенно не умел — музыкальный слух у него сочетался с абсолютным отсутствием голоса. Зато его анекдоты и шутки были смешными и сказанными вовремя. Благодаря его присутствию беседа текла легко и непринужденно, улыбался даже печальный Доктор.

Говорили в основном про семейную жизнь. Инженер был женат недавно, Доктор — давно, а я — вечный холостяк. Мои собеседники подначивали, мол де «в старости стакан воды никто не подаст» и вообще держались в этом вопросе с легким превосходством, но я нутром чувствовал, что в глубине души они оба мне завидуют. Ну-ну, никто их в ЗАГС насильно не тащил, золотую удавку натянули сами. Сами и страдают.

Потом «Арсенальное» кончилось, Инженер извинился, заявил, что устал и завалился спать на верхнюю полку — чтобы не мешать нам продолжать бодрствовать. Доктор достал «Балтику», «девятку»… о, Господи, как это можно пить? Я содрогнулся. Нет, все-таки можно…

Мы с Доктором посидели еще. Уже было далеко за полночь. Поговорили о литературе, в которой он, Доктор, разбирался неплохо. Потом он дотянул свое пиво и слегка окосел. Затем мы с ним оба вышли из купе — он в туалет, а я купил себе стакан чая. Чай, конечно, был так себе, но стакан в подстаканнике — та деталь железнодорожной обстановки, которую я стараюсь не упускать.

Мы вернулись в купе почти одновременно. Но оборванный разговор как-то не шел заново. Доктор вдруг внимательно посмотрел на меня, нахмурился еще больше своего обычного своего состояния и вдруг сказал:

— Эй, Литератор! Хочешь, расскажу тебе одну реальную историю, в которую ты не поверишь? — он произнес это таким хмурым тоном, а потом так взглянул на меня, что я понял — он уже пожалел о сказанном и надеялся, что откажусь.

Но я ждал чего-то подобного весь вечер и не собирался упускать такой случай.