Шип

Мороз, казалось, сковывал саму жизнь города, становившегося более тихим и сонным, чем в летние дни. Движение транспорта замедлялось. Люди, закутанные в свитера, тулупы, дублёнки, шубы и шапки выглядели более мягкими и дружелюбными. Их лица, раскрасневшиеся от стужи, были улыбчивы и жизнерадостны.

А не любила библиотекарь зиму за короткий световой день и раннюю темноту в вечерние часы, за холод и скользкие тротуары, за обилие неугомонных студентов в стенах её заведения. Прошли те времена, когда библиотека считалась одним из самых тихих зданий. Сегодня шум и гам, вечный спутник молодёжи, беспрепятственно проникал в святая-святых знаний, разливался между столами и стеллажами, рассредоточивался на полках томов и фолиантов, заползал в сумрак хранилищ. Мобилы, планшеты, плееры — современные молодёжные технопримочки раздражали Елену Васильевну, разбалансировали её душу.

— Не зря, наверное, и название такое придумали им — ГАДЖЕТЫ. Воистину порой хочется бросить в лицо очередному нарушителю спокойствия: Ну и гад же ты! — любила повторять немолодая женщина.

Современную молодёжь Елена Васильевна не понимала и откровенно сторонилась. Нельзя сказать, что она их боялась, но явно опасалась. Не имея собственных детей, оставшись старой девой, Елена Васильевна постепенно желтела и дряхлела, как и её подопечные книги. Жизнь проходила где-то там, за прихваченными сейчас морозными узорами окнами. А здесь внутри царили размеренность и застой, свойственные только библиотекам, архивным хранилищам и музеям. Время здесь становилось тягучим и осязаемо вязким. Его можно было пощупать на ровных рядах корешков книг, почувствовать его пыльный затхлый запах, увидеть его марево, струящееся в неярком освещении залов и проходов. Здесь царствовал Его Величество Хронос. И служители его культа, хранители его тайн, архивисты, библиотекари, музейные работники — они все были не от мира сего, люди, стоящие вне времени и его течения. Серые мыши, застрявшие в межвременье, так их воспринимали окружающие, снисходительно смотревшие сверху вниз на этих странных, неприспособленных к жизни и неустроенных индивидуумов.

Елена Васильевна, женщина отнюдь не глупая, вынуждена была мириться с тем, что в миру её считали недалёкой дамой. О таких обычно говорят: «Сама себе на уме». В коллективе её уважали, имелась даже пара подруг. А что ещё, собственно, и надо? Работу свою она знала, и та её устраивала: здесь платили хоть немного, зато регулярно, без задержек. Да и добираться было не так далеко, без пересадок. Здоровье вроде тоже не шалило, грех жаловаться. Приступ больше не повторялся, и Елена Васильевна даже стала забывать о нём. Не за горами была уже весна.

— А с нею придут тепло и хорошее настроение! — Елена Васильевна улыбнулась своим мыслям и пошла искать книгу для очередного посетителя.

Семейное счастье Лизы было недолгим. Подобранный ею сантехник оказался тихим и покладистым. Прожив в Лизиной каморке чуть меньше месяца, он исчез в один прекрасный день также неожиданно, как и появился. Нельзя сказать, что Лиза уж слишком переживала о пропаже. Он ей не мешал, но и ожидаемой перемены в жизни, какой-то дополнительной опоры в нём она не нашла. Да и радости особенной он ей тоже не доставил. Короче, трагедии не случилось.

— Ушёл, так ушёл. Значит, так надо было. Видать — не моё это, — успокоила она себя и стала жить по-прежнему.

Но вернуться к серой и размеренной жизни не получилось. Недолгое присутствие Сергея обернулось незапланированной беременностью. Такой поворот событий оказался для Лизы полной неожиданностью. До этого она как-то и не задумывалась о семье и детях. Конечно, как всякой женщине, ей это было не чуждо. Но воспоминания о недавнем сиротском детстве отодвигали эти планы в далёкое будущее.

— Вот поднакоплю деньжат, встану на ноги — тогда можно и о семье подумать будет, — рассудительно считала девушка, продолжая регулярно мести тротуары.

При нынешнем её материальном положении залёт был совсем некстати. Помощи ведь ждать не от кого и неоткуда.

— Аборт — ни за что и никогда, — решила Лиза для себя, — И беспризорщину плодить тоже не буду. Я сильная, смогу сама поднять дитя. Мой ребёнок будет расти, если и не в полной, но всё равно в семье. И хоть фамилия его будет, как и у меня, детдомовская, Неведкина, но чей он — ведать уж будет точно.

Одно успокаивало, что впереди ещё долгие девять месяцев.

— Может, что и наладится, — думала Лиза и продолжала спокойно работать.

Лиза стала на учёт. Ей попалась молоденькая и хорошенькая врач, Жанна. Она была такой внимательной и предупредительной, напоминала одну из нянечек в приюте. Как маленькие девочки любили вечерами свернуться калачиком у той на коленях и слушать сказки! Лизе очень нравилось обследоваться у Жанны. Какое-то тепло по всему телу разливалось от её прикосновений, а сердце начинало тарахтеть как заводная игрушка.