Мелодия распада

А если знает, то наутро Рамфоринху правильнее было бы пристрелить единственного свидетеля. Решимость выпарилась из сердца узника. В эту же секунду он услышал, как кто-то спускается по лестнице. Кириа сжал в ладони аппарат и взмолился, чтобы подошедший оказался Рамфоринхом. Уши жадно ловили ожидаемый стук, а руки тихо и быстро укладывали собранный плеер в ящик стола и прикрывали желтыми листами.

Стука не последовало. Ключ вошел в замок, скользнув зубьями по металлу.

Родители и воспоминания детства выводят эталон мелодий.

Кириа зажал рукой рот, поднялся со стула на дрожащих ногах. Послышался щелчок первого оборота — сердце конвульсивно сжалось, тело качнулось к стене. Колени подкосились, и Кириа рухнул поверх ближайшего нагромождения, замер, отвернув лицо от входа, но ощущая под собой органические изгибы. Вплотную лежал молодой красивый сородич, вернее, только голова, но ее хватало. В порыве молчаливой истерики Кириа показалось, что веки мертвеца дрогнули.

Еще щелчок, недолгая возня с ключом, и дверь распахнулась, впуская посетителя. Кириа почувствовал, как теряет сознание, тело плыло, подхваченное мертвыми руками. Мороз отступил — все отступило перед обволакивающим ужасом. Мозг кричал: «Бей и беги! Бей и беги!», но некого бить и некуда бежать. Волны адреналина разрушали каждую клеточку организма, сушили и жгли сердце. Секунды казались вечностью, обрывки самопальных молитв обращались к небесам с просьбой увести посетителя как можно быстрее прочь. Кириа надеялся, что сейчас щелкнет выключатель, шаги удалятся и снова загремит дверь, разделяя пленника и невидимую угрозу. Но тот продолжал стоять, не двигаясь, словно рассматривал помещение.

Мысль о том, что единственное движение выдаст живого среди мертвых, свела мышцы судорогой. Навернулись слезы, и через пелену Кириа увидел, как лицо напротив распахнуло глаза. Заорать пленный не успел. Дверь с грохотом захлопнулась и разразился до боли знакомый хохот.

— Ты таки повелся! — сквозь смех проговорил Рамфоринх. Веки сбросили слезы, и Кириа увидел, что мертвец лежит без изменений. Он не открывал глаз, не просил о помощи, как примерещилось живому в приступе паники. Пленный стек на пол и с ненавистью уставился на врача. — Ну хотя… был ли у тебя выбор?

Хотелось схватить готовое изделие и забить им Рамфоринха до смерти. Жаль, плеер слишком мал и непрочен… Правда, если запихать его в глотку…

— Тебе хочется убежать? Уйти? Разорвать меня в клочья? — врач все хохотал и не мог остановиться, словно участвовал в шутке века. Наконец, он утихомирился и серьезно добавил: — Ты перемазался в крови.

— Ах, не провоцируйте меня, я человек слабой воли! — к удивлению Кириа, это сказал он сам, умудрившись поместить в дрожащие обертоны каплю сарказма. Улыбка Рамфоринха стала обескураженной, а брови слегка приподнялись. Непонятно, о чем он подумал, но Кириа буквально впился глазами в счастливое лицо, словно пытался прочитать по нему, что будет дальше. Вслух-то врач точно не скажет.

— Я знаю, не нравлюсь тебе, — спокойно сказал Рамфоринх, навалившись спиной на дверь. Он скрестил на груди руки и открыто встретил взгляд своего узника. — Но ты не думай, на самом деле я умею нравиться людям.

— Почему же не пользуетесь этим умением?

— Я не дурак.

Кириа не совсем понял, о чем они говорили и до чего договорились. На его бессмысленный, сбитый с толку взгляд Рамфоринх вытянул руку в требовательном жесте. Через несколько секунд в ладонь легла плоская маленькая коробочка. Пока врач разглядывал ее, бережно поворачивая в тусклом свете, Кириа стоял рядом, выжидая. Собеседник не торопился двигать события дальше. Хотя после пережитого ужаса пленный имел право не на пару ампул, а на целую цистерну итариума. Так ему упорно казалось.

— Ты правда веришь мне? — спросил вдруг Рамфоринх. — Веришь, что я возьму и пойду на кражу? Проникну на склад и уведу провизию для офицерского состава?

Кириа не ответил — гадал, очередное ли это испытание нервам или мучитель отказывается выполнять свою часть договора.

— Смешно то, что они трясутся над каждым граммом редких препаратов, — продолжал врач. — Тогда как срок годности немилосердно истекает, и сыворотка жизни превращается в яд. Но и в самый последний день этого срока я не имею права отдать лекарство крысе.

На «крысе» кулаки Кириа непроизвольно сжались. Резкая речь, сказанная мягким голосом, шла, похоже, к трагическому выводу. Дыхание участилось, картинка перед глазами поплыла. «Он не знает, как включать плеер! — крутилось в голове. — А до тех пор, пока не властен над управлением, не посмеет от меня избавиться. Надо выйти наружу, там я смогу что-нибудь придумать!»

Быть может, сейчас его отведут в барак, сунут в карман ампулы… А может быть, пристрелят посреди очередного язвительного предложения… нет! Нет, это не похоже на Рамфоринха.