Куклы вуду

Останавливаются и начинают бить ладонями в стену. Наверно, чтобы проломить её, поскольку это должен быть трухлявый домик, как в сказках про разбитое корыто.

Девушка замерла одновременно и перед тишиной, царящей на крыше. Получается, там никого нет? Должен доноситься шёпот парней, попытавшихся эту наивную девушку на крышу заманить. Иначе ЧТО ей там делать, на крыше? Звёздочки считать?

Но наверное девушка была уверена: если она сейчас не преодолеет чувство своей никудышной неловкости и не выползет через этот гадский люк… назло оказавшийся незапертым, то она не преодолеет никогда. Так и останется у разбитого корыта; зациклится на одном и том же чувстве; новых чувств не познает.

Она решилась на этот шаг!

Парень ожидал кого угодно, хоть чёрта в ступе. Он не ожидал, что из люка вылезет его сверстница. Она была чем-то немного перепугана и озиралась по сторонам. Такое ощущение, словно она пыталась узреть каких-то мифических врагов, прячущихся на крыше, но совершенно никого не видела. И оттого ужасно боялась.

«Надо выйти из укрытия и показать ей, что я не менее нормален и бояться тут нечего. Если что, я её защищу», наверно подумал поднимающийся с корточек парень, выходя из-за будки, торчащей посреди крыши. Это был люк второго подъезда (дом состоял из двух подъездов); запертый на замок. Таня Рогова жила на последнем этаже — под незапертым люком. Этой ночью он был не заперт.

— Девушка, — подал голос вышедший из-за будки парень, — там никого нет? Никто на крышу не поднимается за Вами следом?

— А кто должен подниматься? — пожала та плечами. Вместе с тем она успокоилась: слава богу, он не маньяк, голос спокойный и нормальный.

Парень хотел ответить, повысить голос, потому что нарастающий рокот вертолёта неумолимо приближался, и парень надеялся перекричать, но ему не удалось. В этом районе часто летали вертолёты; рядом располагалась, толи воинская часть, толи вертолётный аэродром (простым серым обывателям, парню и поднявшейся следом за ним девушке, было неведомо, да и неинтересно, почему так часто пролетают вертолёты; почему делают это ночью). Пролетавший вертолётчик увидел двух модно одетых, современных глупышек, надоумившихся устроить свидание на крыше. Больше он никого «подозрительного» не видел.

— Что? — переспросила девушка, приблизившись, когда вертолёт начал удаляться.

— Неважно, — ответил ей парень. То, что она не услышала из-за вертолёта, было «Я подумал, там маньяки. Случайно подумал». Тон был, как у оправдывающегося мальчишки, поэтому парень решил, что очень хорошо, если не услышала. Умение произвести на случайного прохожего впечатление нормального и порядочного юноши, ни капли не чудаковатого, удаётся на славу.

— Просто здесь одна сумасшедшая, — продолжил объясняться парень. — Она бродила по крыше, могла упасть, и я привязал её за ногу к металлическому штырю. Понимаете?

— К металлическому? Нет. Не понимаю.

— Просто, я подумал, что кто-то заинтересован в этом. В том, что эта безмозглая дама бродит по крыше.

— Вы имеете в виду, кто-то заставляет её кричать, заманивать на крышу людей, а сам спрятался? Спрятался, чтобы потом заскочить и… и столкнуть, — пояснила она. — Так?

— А Вы слышали крик? — спросил он, потому что сам никакого крика не слышал. Эта «бледная зомбёвка» была, хоть и «голосистая» (как говорится в бородатом анекдоте про раздетых до пояса проституток), но абсолютно немая.

— В общем, «неважно», как Вы сказали перед этим.

Парень почувствовал в её тоне, что так обычно заканчивают разговор. Чтобы разойтись по своим домам. Он долгое время верил в существование маньяков, но недавно неожиданно понял: «маниаки» были очень актуальны при Советской Власти; кому-то было выгодно разводить секты, пока власти загоняют в психбольницы «инакомыслящих». Сейчас подобные секты не выгодны, где наряжали бы людей в «газонокосильщиков» (мазали бы мукой кожу, и тушью синяки вокруг глаз, чтобы пугать детей бродячими идиотами, которые долго ходят по лесу или бегают (человек-Страус, как Форест Гамп, уверенный, что голова от беготни сломается раньше, чем ноги), питаются одной травой, а, когда сознание тускнеет окончательно, они заходят на кладбище и раскапывают могилу, а детям потом кажется, якобы это мертвец выбрался из-под земли и напал на бомжа, крадущего оградку. Если такой «бомж» хоть когда-нибудьпроснётся, то он не решится больше есть живого человека! Но, однако, болезнь людоеда засядет у него в крови. К нормальной пище он больше не притронется. Только кал останется поедать! Как бездомной дворняге… Сейчас напряжение, боязнь заразиться душевной болезнью, резко спало, поэтому больше появилось «сумасшедших»; больше свободы вылечиться, дабы клеймо «психа» (состоящего на учёте психиатра) не осталось на всю жизнь; ни на какую работу не примут; психиатрам власти платят денежки, чтобы больных лечить особо не старались.