Дитя Ид

«Когда-нибудь ты точно повесишься», — мрачно усмехнулся Кирилл отражению: «Просто потому, что не сможешь больше выдерживать пилы, ходящей по мозгам».

Он торопливо опрокинул в себя еще две порции виски и отправился домой. Улица была не так холодна, как в прошлый раз, без сырости и ветра вечер казался почти приятным. Выпитое придало бодрости, и Кирилл добрался до дома довольно быстро. Шагая по тротуару к своему подъезду, он поднял голову и посмотрел на здание, щуря хмельные глаза. В этих местах было мало многоэтажек, рядом проходила дорога, а за ней — низкие частные дома. Одинокий многоквартирный улей стоял на фоне иссиня-черного неба и светил крохотными клеточками окон. За облаками не было видно звезд, ночь наступала агрессивно и грубо, пожирая очаги света, и зрелище выходило почти зловещим. Дом походил на тлеющий факел, упавший в лужу. Вполне достойное жилище для кого-то вроде него.

Кирилл плохо помнил, как поднялся на свой этаж, вошел и разделся. Сон напал подобно затаившемуся в темноте квартиры хищнику. Он рухнул на постель и мгновенно уснул. Проснулся Кирилл среди ночи, лежащий поперек кровати в одежде. Сперва почудилось, что прошло не больше минуты, но он тут же понял, что ошибся. Часы показывали три утра, и даже свет уличных фонарей не доносился в столь поздний час во двор, куда смотрели его окна.

— Ну… — он сел и принялся лениво расстегивать рубашку. — Теперь фиг засну…

Выпитое отдавалось в голове мутными постукиваниями в висках. Кирилл зевнул, бросил рубашку на спинку стула и потянулся к ремню на брюках. Только теперь наполовину проснувшийся разум заметил неладное.

В области паха чувствовалось напряжение. В потемках Кирилл нащупал заметный бугор, и в следующий миг понял, что говорит тело. Эрекция.

— Э, нет, — он недовольно поморщился. — Нет уж.

Расстегнув брюки, Кирилл снял, аккуратно сложил их и бросил на тот же стул. Он улегся под одеяло и закрыл глаза.

«Спать. Только спать».

Но неожиданно возникшее возбуждение не проходило. Сон выветривался из сознания, и на его место пришло знакомое томление. Кирилл недовольно заворочался. Тело продолжало издевки над хозяином. В такой-то день, после ужасной новости и переживаний, требовать разрядки!

Напряжение внизу живота, онемевшая чувствительность гениталий не давала покоя. Постукивание давления в висках сделалось сильнее. Он повернулся на спину и глубоко задышал. Следовало заставить себя успокоиться и скользнуть обратно в сон.

Кирилл смотрел в потолок, мысли путались, сталкиваясь друг с другом в тумане дремоты. Все пройдет. И эта глупость, и самоедство, и Алина пройдет… и тоска… И Оля…

Стоп, какая Оля?

Большие синие глаза смотрели с ужасом. Он шагнул вперед, оттесняя женщину к стене. Она испуганно оглядывалась, надеясь на помощь. Но ни мужа, ни ребенка почему-то не было, хотя шум и испуганный вскрик, когда она увидела его стоящим над кроватью, должны были привлечь внимание. Оля, Оленька Семенова, почти забытая первая школьная любовь. Спустя столько лет она все еще была хороша, хоть и немного располнела после рождения ребенка. Он протянул руку к роскошным черным волосам, до которых не смел дотронуться в школе. В свете фонарей за окном пальцы показались угольно-черными.

— Не трогай меня! — закричала женщина с отчаянием смертельно раненого зверя. Оля смотрела ему в глаза, и увиденное там заставляло ее паниковать.

Рука метнулась от распущенных волос к тонкой белой шее. Пальцы сомкнулись на горле, превращая крик в сдавленный стон. Он с силой тряхнул ее, ударяя затылком о стену. От боли Оля застонала, и тут лезвие ножа стремительно взлетело к лицу. Женщина испуганно замерла, когда широкое темное лезвие скользнуло меж губ и с костяным звуком ударилось о передние зубы.

Она замерла, боясь дышать. Он отпустил горло, по-прежнему глядя в напуганные синие глаза. Она боялась, умоляла, плакала и не говорила ни слова. Он готов был взорваться изнутри, чувствуя наслаждение, рождаемое этим взглядом. Ей больно, ей плохо, она в его руках прямо сейчас! И он может, может причинить боль. Он хочет ее причинить.

Почерневшая в темноте рука рванула ворот женской ночной рубашки, и в бледном ночном свете он увидел ее наготу. Да, Оля была прекрасна, как может быть прекрасна только женщина. Мягкая грудь матери, широкие бедра, полноватые нежные бока, манящая шерстка внизу.

Из-под лезвия во рту вырвался жалкий скулеж. Она дрожала, неспособная справиться со страхом, с предвкушением боли и унижения. Но зря, так зря. Все будет гораздо лучше, чем простое изнасилование.

Нож осторожно скользнул, едва не задев губы, и отодвинулся ото рта. Оля осторожно выдохнула. Он отвел взгляд от ее тела и снова посмотрел в глаза. В них застыл вопрос ягненка на бойне. Отвечая, он с размаху всадил нож в обнаженный живот и с силой рванул вверх, разрывая плоть.