Добавить в моё избранное
59 мин, 44 сек 19983
Даша уже не рыдала и не плакала. Её лицо застыло точно видеозапись, поставленная на паузу. Но это лицо было ужасно — и я до самой смерти не забуду этого.
— Эй вы, легавые! — заорал Женечка и выстрелил в них. Машины все прибывали и прибывали — со всех концов улицы, изо всех щелей.
— Брось оружие! — прогнусавил матюгальник в руках майора.
— Может, ещё и джигу отплясать?! А хотите, я девку зарежу? А? Вот веселуха-то будет!
— Отпусти девушку! — гундосил мегафон. — Или мы открываем огонь!
— Если вы откроете огонь, то изрешетите её! — Женечка прикрылся Дашиным телом.
— Выброси оружие на счет три!
— Да пошли вы все! — заорал Женя.
Этот момент, когда он прокричал «да пошли вы»…, до сих пор стоит у меня перед глазами, как самый страшный сон в моей жизни, как самый жуткий эпизод в фильме ужасов. Женя убирает нож от горла Даши и тут же вонзает ей в живот. По самую рукоять. Даша как-то странно охает, широко раскрывает рот, и изо рта летят крошечные капельки крови. Она сгибается пополам, но Женя хватает её за волосы, рывком притягивает к себе, и снова пронзает ей живот. Потом он просто тычет, слепо тычет в неё ножом, а затем с огромной силой перерезает ей горло — так, что кровь брызжет оттуда как из водяного пистолета. Ручьями течет кровь и из её живота. Течет как из опрокинутого графина. Напоследок Женя легким, плавным движением отрезает у неё локон темных, красивых волос и отталкивает её тело на дорогу. Даша падает на скользкий ледяной асфальт — падает, чтобы уже никогда не встать.
Я плачу. Я еле подавляю желание подбежать к её телу, прижаться к её лицу, погладить её руку… Но я лишь реву как сумасшедшая и тихо сползаю в снег. Женя ещё что-то орет, но не разобрать что. Он держит Дашин локон в руке точно боевой трофей индейца — скальп неприятеля. Потом он снова открывает огонь, убивает наповал милиционера, но патроны подходят к концу. Он достает новую коробку, вытряхивает пули на ладонь, вытаскивает магазин… И в это же время около десяти ментов сшибают его с ног, валятся на него всей кучей и надевают наручники. Женя что-то кричит, истерически хохочет, пытается укусить милиционера… Его мгновенно заталкивают в машину, так же мгновенно увозят в отделение, будто желая не доставить его в отделение как можно быстрее, а побыстрее убрать его с глаз местных жителей, фотографов и журналистов…
Я в последний раз оглядываю улицу — по правую руку от меня замерзший водоем, по которому уже спешат зеваки. За водоемом — дым над гостиницей, где пожар до сих пор не потушен. Здесь, по левую руку, горящее здание, двенадцать трупов, среди которых — милая Дашенька, которой этот зверь перерезал горло и истыкал ножом живот. Всюду крики, вопли, истерический рев, сажа, дым, лужи крови. Местами видны мозги из пробитых голов — совсем не те мозги, которые так красиво показаны в учебниках биологии…
Я отказывалась верить в то, что бойня произошла по моей вине. Я не думала об этом, я не пыталась понять причину этой резни… Я лишь развернулась, на заднице съехала по откосу, выбежала на берег, и поспешила прочь по льду водоема. Я делала ноги.
Целую неделю я ходила как пришибленная. Я не верила в то, что Жени рядом нет, я просто не верила в это. Я не могла осознать того, что он ушел от меня. И ушел так просто, неожиданно, некрасиво… Он устроил бойню по моей вине… Он был психом… как и предупреждала меня Даша.
С того момента, как я побежала прочь от места преступления по льду замерзшего водоема, я потеряла себя. Я потеряла себя в самом прямом смысле — как будто при мне осталось лишь тело, а душа моя спряталась в огромном, темном зале, и я не в состоянии отыскать её… Сбилась программа жизни. Подорвалась основа бытия. Как художник, оказавшись без красок и кистей, не может продолжать писать картину, так и я лишилась чего-то самого главного, без чего жить нельзя…
Женечку арестовали. Черная тень легла и на его семью — спустя три дня после «бойни в кафе», его дом подожгли. В огне сгорела вся семья Жени — оба родителя и младший братишка…
Весь город, несмотря на законы, требовал самосуда. Так, за все время, пока Женечка провел в изоляторе, к зданию ГРОВД четыре раза ходила демонстрация с требованием выдать нехристя. Последняя демонстрация, самая огромная, попыталась попросту захватить здание милиции и выпростать Женечку из изолятора — освободить для того, чтобы уничтожить его самим. Слухи о том, что толпа собиралась его распять, были стопроцентно правдивы.
Шок от случившегося сковал не только Бугульму — сковал, наверное, весь Татарстан, а Россию потряс до глубины души. По всей стране был объявлен двухдневный траур. За весь день 2 марта в Бугульме погиб 21 человек — девять в гостинице, двенадцать — в бистро «Карина». «Бойне в кафе» были посвящены сотни газетных статей и телерепортажей, где Женю называли даже членом Аль-Каиды. По стране прошла волна возмущения и негодования.
— Эй вы, легавые! — заорал Женечка и выстрелил в них. Машины все прибывали и прибывали — со всех концов улицы, изо всех щелей.
— Брось оружие! — прогнусавил матюгальник в руках майора.
— Может, ещё и джигу отплясать?! А хотите, я девку зарежу? А? Вот веселуха-то будет!
— Отпусти девушку! — гундосил мегафон. — Или мы открываем огонь!
— Если вы откроете огонь, то изрешетите её! — Женечка прикрылся Дашиным телом.
— Выброси оружие на счет три!
— Да пошли вы все! — заорал Женя.
Этот момент, когда он прокричал «да пошли вы»…, до сих пор стоит у меня перед глазами, как самый страшный сон в моей жизни, как самый жуткий эпизод в фильме ужасов. Женя убирает нож от горла Даши и тут же вонзает ей в живот. По самую рукоять. Даша как-то странно охает, широко раскрывает рот, и изо рта летят крошечные капельки крови. Она сгибается пополам, но Женя хватает её за волосы, рывком притягивает к себе, и снова пронзает ей живот. Потом он просто тычет, слепо тычет в неё ножом, а затем с огромной силой перерезает ей горло — так, что кровь брызжет оттуда как из водяного пистолета. Ручьями течет кровь и из её живота. Течет как из опрокинутого графина. Напоследок Женя легким, плавным движением отрезает у неё локон темных, красивых волос и отталкивает её тело на дорогу. Даша падает на скользкий ледяной асфальт — падает, чтобы уже никогда не встать.
Я плачу. Я еле подавляю желание подбежать к её телу, прижаться к её лицу, погладить её руку… Но я лишь реву как сумасшедшая и тихо сползаю в снег. Женя ещё что-то орет, но не разобрать что. Он держит Дашин локон в руке точно боевой трофей индейца — скальп неприятеля. Потом он снова открывает огонь, убивает наповал милиционера, но патроны подходят к концу. Он достает новую коробку, вытряхивает пули на ладонь, вытаскивает магазин… И в это же время около десяти ментов сшибают его с ног, валятся на него всей кучей и надевают наручники. Женя что-то кричит, истерически хохочет, пытается укусить милиционера… Его мгновенно заталкивают в машину, так же мгновенно увозят в отделение, будто желая не доставить его в отделение как можно быстрее, а побыстрее убрать его с глаз местных жителей, фотографов и журналистов…
Я в последний раз оглядываю улицу — по правую руку от меня замерзший водоем, по которому уже спешат зеваки. За водоемом — дым над гостиницей, где пожар до сих пор не потушен. Здесь, по левую руку, горящее здание, двенадцать трупов, среди которых — милая Дашенька, которой этот зверь перерезал горло и истыкал ножом живот. Всюду крики, вопли, истерический рев, сажа, дым, лужи крови. Местами видны мозги из пробитых голов — совсем не те мозги, которые так красиво показаны в учебниках биологии…
Я отказывалась верить в то, что бойня произошла по моей вине. Я не думала об этом, я не пыталась понять причину этой резни… Я лишь развернулась, на заднице съехала по откосу, выбежала на берег, и поспешила прочь по льду водоема. Я делала ноги.
Целую неделю я ходила как пришибленная. Я не верила в то, что Жени рядом нет, я просто не верила в это. Я не могла осознать того, что он ушел от меня. И ушел так просто, неожиданно, некрасиво… Он устроил бойню по моей вине… Он был психом… как и предупреждала меня Даша.
С того момента, как я побежала прочь от места преступления по льду замерзшего водоема, я потеряла себя. Я потеряла себя в самом прямом смысле — как будто при мне осталось лишь тело, а душа моя спряталась в огромном, темном зале, и я не в состоянии отыскать её… Сбилась программа жизни. Подорвалась основа бытия. Как художник, оказавшись без красок и кистей, не может продолжать писать картину, так и я лишилась чего-то самого главного, без чего жить нельзя…
Женечку арестовали. Черная тень легла и на его семью — спустя три дня после «бойни в кафе», его дом подожгли. В огне сгорела вся семья Жени — оба родителя и младший братишка…
Весь город, несмотря на законы, требовал самосуда. Так, за все время, пока Женечка провел в изоляторе, к зданию ГРОВД четыре раза ходила демонстрация с требованием выдать нехристя. Последняя демонстрация, самая огромная, попыталась попросту захватить здание милиции и выпростать Женечку из изолятора — освободить для того, чтобы уничтожить его самим. Слухи о том, что толпа собиралась его распять, были стопроцентно правдивы.
Шок от случившегося сковал не только Бугульму — сковал, наверное, весь Татарстан, а Россию потряс до глубины души. По всей стране был объявлен двухдневный траур. За весь день 2 марта в Бугульме погиб 21 человек — девять в гостинице, двенадцать — в бистро «Карина». «Бойне в кафе» были посвящены сотни газетных статей и телерепортажей, где Женю называли даже членом Аль-Каиды. По стране прошла волна возмущения и негодования.
Страница
15 из 16
15 из 16
