Твой друг оборотень

Он, как никто другой, в точности был уверен, что реальность, которая окружает его и его девушку, в высшей степени нормальна. Да и сам он — тоже.

Лунь открыл трезвонящую дверь и упал на пол, в голове у него торчал топор. Опять проделки кого-то невидимого? — Потому что взгляд Майи был направлен в сторону своего парня, открывающего дверь… Но за дверью не было совершенно никого. Он что, сам вбил этот топор себе в голову? Так сказать, ловкость рук и никакого мошенничества…

Лунь полежал ещё несколько секунд под открытой дверью (Майя была в шоке от увиденного и не могла подойти, потому что едва держалась на ногах, чтоб не упасть в обморок) и встал, с топором в голове, весь истекающий кровью.

— Майя, ты была права, это действительно проклятие! — он говорил многословно, красноречиво, а не пытался сократить свою речь до максимума; так, словно в его голове не было никакого топора, либо он чувствовал себя полноценным картонным персонажем. Мол, ну и что, что его убили? Ведь жизнь его перед этим была сиюминутной. Такой ничтожной, что в его памяти не запечатлелось вообще никаких впечатлений, которые родом из детства — самого совершенного времени человеческой жизни. И зачем ему жить дальше, если перед этим он совершенно себя не помнит? — Вот, что такое «картонный-комиксный герой».

— Это проклятие! — говорил многословный-красноречивый Лунь. — Это ужасное проклятие. Смерть нашла меня, она отправит меня в ад! И я буду выходить из ада оборотнем и поедать людей! Скоро и тебя смерть достанет, она уже ходит по комнате и не знает, с какой стороны к тебе подойти. Вот, она уже нашла тебя, берегись!

Гигантский столовый нож, который Лунь вынес из магазина (Майя сидела в машине и не видела, что он действительно покупал его там; ведь, вместо её парня мог выйти двойник; доппельгангер — это мистический, идеальный двойник — она про них много читала) поднялся в воздух и принялся изрезать Майю. Так, как будто она была обычной куклой в руках жестокого и оттого гигантского ребёнка-невидимки.

Этот нож всю девушку расчленил, покрошил на маленькие кусочки, как капусточку. А, пока он её крошил, телевизор в это время покраснел, как вулкан, готовый к извержению. Стеклянный экран лопнул, как будто его выбили брызги огненных соплей. Но дело в том, что экран лопнул вовнутрь. И телевизорный ящик начал, как насос, затягивать к себе вовнутрь все эти маленькие кусочки, похожие на помидоры, покрошенные газонокосильщиком. Телевизор стал похожим на топку, и было видно, как Майя горит внутри него. То есть, можно было постоять и подождать, пока не догорит до конца. Ведь Майя стояла возле подожжённого дома и ждала, пока полностью не дотлеет пожарище и не перестанет дымиться? Дак вот, почему те невидимки (если представить себе невидимых родителей того ребёнка невидимки, которые в данный момент сидят перед «телевизором»; они очень долго будут сидеть — пялиться в телек) не имеют право поступить с Майей сейчас точно так, как она в своё время поступила с тем домом?

И теперь, после ужасного зрелища смерти, мы переведём свой взгляд во двор. Возле дома Лунь открывает свой гараж, выводит машину, садит в неё Майю и срывается с места. При этом машина несётся со всей скорости, сбивая всё, что попадалось ей на пути. Она несётся в сторону леса оборотней.