Генка и Нинзя

— Тут осторожно, — сказала Нина все тем же торжественным голосом. — Впереди доски скользкие. Пол провалился, но некоторые доски торчат над провалом. Тебе нужно пройти по ним до края, вынуть мышей и бросить их вниз — но только когда я скажу, поняла? Только по моей команде.

— Поняла. — Хрипло ответил Гена и медленно стал продвигаться вперед.

— Я посвечу. — Сказала Нина.

Помещение под домом было огромным. Где-то наверху смутно угадывались балки, с которых свисало что-то длинное. Откуда падал свет, Гена так и не понял — он был белесым, будто гнилушечным или даже таким, какой бывает у глубоководных рыб. Только подумав про океанское дно, Гена тут же нашел и подходящее сравнение — да, тут было словно глубоко-глубоко под водой. Или, как он представлял себе глубину — там темно, давит и нечем дышать.

Он осторожно продвигался вперед, от края к центру гигантского зала. Позади себя он слышал голос Нины — и странное дело, он слышал его совсем близко, почти у самого уха, хотя Нина не сдвинулась с места. Он понял это, когда увидел боковым зрением, что свеча осталась у стены.

— Ты скоро увидишь широкую доску, пойди по ней.

Гена подумал — может, Нинка оставила свечу позади, а сама крадется за ним в темноте? Он резко повернулся и увидел ее силуэт у самой стены, где она и осталась стоять. Он услышал тихий смешок.

— Это акустика, балда. Звук тут так отражается, что кажется, будто совсем рядом говорят. Не отвлекайся на это, лучше смотри под ноги.

Совет прозвучал вовремя — Гена как раз подошел к краю провала. Перед ним и впрямь была доска. Он потрогал ее ногой, перенес часть веса… вроде держится крепко, даже не скрипнула. Генка сделал несколько шагов вперед и посмотрел вниз. И застыл.

Несмотря на очень скудное освещение, он увидел множество вещей сразу, как будто кто-то специально услужливо подсвечивал их у него в мозгу. Дно провала было заполнено мусором. По каким-то причинам мусор казался живым — может, Гена уловил какое-то движение? Вперемешку с глинистой, склизкой землей там лежали доски, странным образом сохранившиеся в такой влаге обрывки обоев из комнат сверху, металлические прутья, согнутые в цветы, доски, одежда, провода, надорванные башмаки, большие банки, шляпы, колючая проволока, битый кирпич, обертки от конфет, рамы от картин, огрызки яблок, посуда, старый мотор, виниловые пластинки, коробки, штукатурка, цветное стекло — и грязь, грязь, грязь… Что-то из этого опадало ямами, что-то вздымалось волнами, и на самой высокой, почти под краем доски, действительно лежала старая немецкая каска с двумя узнаваемыми «рожками» по бокам. И, как ни странно, не было запаха «мусорки» или отходов, а только чего-то вроде мокрой тряпки, которую забыли на неделю в жестяном ведре. Гене вспомнилось виденное всего раз в книге слово «волглый».

— Дошла до края? — Спросила Нина.

— Да. — Ответил Гена, сглотнув.

— Приготовься.

Генка откинул крючок на дверце клетки, но прижимал ее пока пальцами. Во рту стало горько.

— Маниту! Мы жертвуем тебе и хотим победить в следующей битве! — Крикнула Нин-зя и следом, — бросай!

Гена откинул дверцу и засунул руку в клетку, но мыши, проснувшись, выворачивались, пищали и стоило ему ухватить одну, другая кусала его и он отпускал жертву. Тяжело и часто дыша, чуть не плача от боли и страха, он вытянул руку с клеткой над провалом и стал трясти ею, дергать из стороны в сторону, чтобы мыши вывалились сами. Раздался писк и два беленьких тельца полетели вниз.

Они не просто упали в грязь.

Отбросы поглотили их с чавканьем.

И тогда Гена услышал голос.

— Будет исполнено…

Голос этот отражался от стен и шел как бы из всего провала разом. Не выдержав напряжения, Гена выронил вслед за мышами и клетку и, развернувшись, в два прыжка преодолел нависающую над провалом доску. Подбежал к Нинке и вжался спиной в стену.

Страх его не был больше крошечным ребенком или зверёнышем, которого надо было стеречь. Он вырос, облепил Генку целиком и жадно шарил взглядом вокруг, ища, чем бы еще прокормиться. Пугающим дрожанием света? Дуновением сквозняка на шее, а может, чьим-то дыханием? Любой звук, идущий от провала, будь то шорох сползающего мусора, или поступь подбирающегося монстра, неважно — взращивал страх мальчика все больше и больше.

Нина взяла Гену за руку. Только когда его ладонь обхватили крепкие пальцы девочки, Гена понял, что его самого трясет.

— Ну всё, теперь назад. Тихонько… Всё, он сейчас поест и заснет. В первый раз все ужасно боятся, а потом ничего. Привыкли.

И Нина повела Генку за собой.

Чем дальше они отходили от провала с живыми отбросами, тем меньше Гена боялся. У ступенек лестницы он даже смог осознать, что перестает бояться. «Это оно так защищается… — подумал он. — Чтобы те, кто его увидел, не вернулись сюда его уничтожить».

Выйдя из погреба, Гена даже нашел в себе силы улыбнуться девчонкам.