Мишутка

Я дергал за ручки, стучал по стеклам, глядя, как огромные челюсти медведя смыкаются на шее Маши. Брызнула кровь, заляпав стекло с моей стороны, машина заходила ходуном. Через несколько секунд все стёкла были красными от крови и мне не было видно, что происходит внутри. Крик Маши резко оборвался.

— Твою мать! — я хлопнул ладонью по стеклу, понимая, что ничем им уже помочь не могу, а вот себе — запросто. В свете фонарных столбов на стеклах были отчетливо видны отпечатки моих рук. Стерев их носовым платком, я побежал к подъезду. Я боялся, что Мишутка может напасть на меня. Вдруг он не насытился или звереет от вида крови? Лучше отсидеться дома. Не зря же говорят, что утро вечера мудренее.

Утром я проснулся от звонка в дверь. Посмотрев в дверной глазок, я никого не увидел, решил, что балуются дети, но внутреннее чутьё подсказало мне, что нужно открыть дверь, что я и сделал. На коврике под дверью лежала окровавленная связка ключей. Эта были те самые ключи, которыми открывала дверь Маша, когда мы жили вместе. Вспомнив про неё и про увиденный мной реальный ночной кошмар, я решил спуститься вниз «типа покурить» и посмотреть, что к чему. Мишутки под лестницей не было, из-за двери слышались голоса. Открыв дверь и выйдя на крыльцо, я увидел толпу старушек, окружившую двух крепких парней в милицейской форме. «Мерседес» всё так же стоял напротив подъезда, задняя пассажирская дверь была открыта. Только сейчас я заметил наполовину съеденное, окровавленное человеческое тело. По длинным светлым волосам и по разодранному кроваво-зеленому плащу я понял, что это была Маша. Она была похожа на жертву нападения акул. Огромные кровавые укусы были на её шее и на спине. Отчетливо просматривались белые кости, торчащие из красного мяса. От машины до тела тянулась тёмно-красная полоса. Скорее всего, Мишутка по каким-то причинам не успел Машу съесть сразу, и она каким-то образом выбралась из машины и пыталась спастись в подъезде. Но она умерла раньше, чем доползла до подъезда.

— Вы не слышали ночью шум? — спрашивал у старушек милиционер.

— Ой, нет… — громким визгливым голосом говорила толстая бабка. — Я ж глухая на одно ухо…

— Нет… было тихо, — вторили остальные. — Никто не кричал…

— А вы не знаете, в какой квартире жила эта… женщина?

— Ой, нет, — заголосили хором бабки. — Своих-то мы знаем. Наверное, она в гости к кому-то пришла…

Затушив сигарету и проходя мимо толпы, я бросил как бы случайно:

— Да к парню она приходила с шестого этажа. И машина это его…

— Точно! — подхватила визгливая бабка. — Это машина Толика. И девка в таком плаще от него пару раз выходила. Сейчас трудно понять, кто это, но я думаю, что это та… Она самая…

Проходя мимо машины, я заглянул через приоткрытую дверцу в салон автомобиля. Там всё было в крови, на кожаных сиденьях валялись обрывки одежды и куски мяса. Но больше всего меня поразил небольшой шарик, лежащий в луже крови прямо под дверью автомобиля. Присмотревшись, я понял, что это был глаз с круглым зеленым зрачком, испещренный кроваво-красными прожилками. Я вспомнил, что у Толика были зеленые глаза. А сейчас его глаз в упор смотрел на меня из кровавой лужи…

Мне вдруг стало дурно. К горлу подкатила тошнота. Я побежал, не в силах больше оставаться там. Мне хотелось убежать куда угодно, лишь бы больше не видеть всего этого.

Пришёл в себя я только на Витькиной кухне.

— Значит, будем тебя выводить из стресса! — уверенным голосом сказал Витёк, наливая мне стакан водки. — Это ещё фигня. Ты не видел, что чехи с нашими солдатами в девяносто пятом делали…

Пришёл домой я только в воскресенье днём. В голове стоял плотный туман, из которого выныривали редкие воспоминания: мы пьём водку с Витей, Марина кричит на моего друга, потом мы едем на вокзал, садимся в электричку, доезжаем до Витькиной дачи, пьём, шутим, приезжают на дорогих иномарках Витькины друзья и подруги. Опять пьём, паримся в бане. Потом случился провал в памяти. Я не мог вспомнить ничего, кроме серого салона джипа и Витькиного сослуживца Саню, который всю дорогу до города рассказывал мне армейские анекдоты и сам же над ними смеялся.

Подходя к дому, я не увидел ни «Мерседеса», ни толпы старушек, ни милиционеров, что меня порадовало. Сильно подросший и потолстевший Мишутка сидел на своём месте, свесив голову. Со стороны казалось, что он спит, но я-то знал, что медведь не спит. Судя по двигающимся ушам, сейчас он прислушивался к звукам подъезда. Не исключено, что он продумывал план дальнейших действий, прикидывал, кого бы съесть.

«Главное, чтобы не меня!», — подумал я, проскочив мимо него.

Как только я вошёл в квартиру, мне в нос ударил запах затхлости, перегара и нестиранных носков. Окинув взглядом свои хоромы, в которых всё выглядело так, будто здесь погуляли студенты, причем, не самые лучшие, я пришёл к выводу, что неплохо бы прибраться и начал делать уборку.