49 мин, 31 сек 6829
Убить Дани? Возможно. Пистолет лежал довольно далеко от тела. Не представлю, как Дани ухитрился выстрелить себе в лицо, а потом отбросить ствол.
Мы ехали по грунтовой дороге по направлению к лесу. Свет фар вырывал из темноты запыленный придорожный кустарник и заросли пожухлого чернобыльника. По обеим сторонам дороги чернели пустынные поля. Время от времени машину потряхивало на выбоинах. В стереосистеме играл «Дом восходящего Солнца». Рей включил. Он был спокоен. Спокоен, как моллюск, черт бы его побрал. Невозмутимо следил за дорогой, слегка покачиваясь в такт музыке. Перед ним на приборной панели лежала Книга. В последнее время он повсюду таскал ее с собой, наверное, не доверяя нам с Дани. Я сидел рядом с ним, стараясь не смотреть в зеркало на лобовом стекле. В нем отчетливо отражался салон машины и тело, лежащее вдоль сидений.
Мы проехали деревню. Там не горело ни огонька. На повороте к лесу машина снова подскочила на выбоине. Тело на заднем сиденье чуть сдвинулось. Из складок одеяла выскользнула бледная рука и повисла над краем автомобильного кресла.
У меня вспотели ладони. Сердце тяжело бухало где-то у самого горла. Рей потянулся к стереосистеме и вывернул регулятор громкости на полную мощность. Салон захлестнули монотонные, сводящие с ума переливы клавиш. Все же лучше, чем слышать шорохи и возню у себя за спиной.
Оказавшись в лесу, мы проехали еще километра полтора, потом Рей съехал с дороги в заросли и заглушил мотор.
— Вылезай, — сказал он коротко.
Мы выволокли из машины труп, завернутый в одеяло. Я взял его за ноги, Рей за голову.
Ствол он сунул себе за пояс.
— Ну, погнали. Только смотри куда ногу ставишь. Тут трясина кругом, — предупредил Рей.
Мы оттащили Дани подальше в болото — насколько хватало света фар. Зыбкая почва предательски чавкала и хлюпала, нога по щиколотку тонула в жирных мхах. По тому, насколько уверенно держался Рей, обходя топкие места, нетрудно было догадаться — он здесь не впервые. Очевидно, Рей хорошо знал эту местность.
— Стоп. Достаточно, — сказал Рей.
Мы опустили тело на землю. Перед нами в свете фар поблескивало окно омута. Мы стояли, глядя друг другу в глаза. Рей слегка задыхался, его губы кривились в упыриной ухмылке.
— Менты нам здесь не нужны, сам понимаешь, — проговорил он. — Если сдашь меня, сядем оба.
— Иди ты к черту, — сказал я устало.
Вскоре все было закончено. Мы оставили в трясине и тело, и ствол. Рей сказал, что это так же надежно, как похоронить в бетоне. Никто не докопается. Если, конечно, не проболтаться ментам. Сказал он это для проформы — он знал, что я его не сдам. Я и так уже вляпался по уши, а смерть Дани спаяла нас воедино. Если это дело раскроется, расплачиваться придется нам обоим.
Когда мы возвращались к машине, уже начинало накрапывать. По пути домой начался настоящий ливень. Грунтовая дорога растеклась жидкой грязью. Лобовое стекло заливала вода. Рей включил «дворники». Ливень все усиливался. Внезапно нас ослепила синеватая вспышка, за ней последовал раскат грома. Машину занесло. Рей чертыхнулся и крутанул руль. Меня швырнуло грудью на панель, едва не вышибив дух.
— Пристегиваться нужно, — проворчал Рей. Он выровнял машину и сбавил скорость. Мы осторожно пробирались сквозь завесу дождя.
Вернувшись домой, мы не сговариваясь взялись за работу. Долго оттирали кровь с пола и стен. Потом бросили в печь окровавленное тряпье и подожгли, плеснув на него керосином. По толевой крыше хибары колотил ливень, а в ночном небе бушевала гроза.
Когда мы закончили, Рей отошел покурить. Я еще разок осмотрел койку Дани и пол вокруг — не осталось ли где пятен крови. Между стеной и спинкой койки была зажата небольшая книжечка. Блокнот Дани. Обложка была забрызгана кровью.
Я раскрыл блокнот и поднес его к керосиновой лампе. На клетчатом листе было выведено неровным почерком:
Бог блуждает в садах безымянной звезды,
Складки тоги влачатся в холодной пыли,
Прах и пепел его отмечают следы
Среди темных полей отгремевшей войны
Ледяной и погасшей звезды.
Бог шествует между холмов из костей,
Нимб, февральской Луны холодней и бледней,
Озаряет надгробья и руны на них,
И на камне прочтя святотатственный стих,
Содрогается в гневе Творец…
Следующие строки были размашисто перечеркнуты и замазаны чернилами. Я перебросил страницу и прочел на следующей:
Здесь холодно и темно
Поля надгробий тянутся до края Земли
И над прахом черное Солнце восходит
Я захлопнул блокнот и бросил его в печь, где еще тлели уголья. Тонкая бумага вспыхнула мгновенно. Я смотрел, как исписанные страницы чернеют и корчатся в пламени. Эх, Дани. Никто не знал, что творится у тебя в голове. Ты медленно сходил с ума, а всем было наплевать.
Мы ехали по грунтовой дороге по направлению к лесу. Свет фар вырывал из темноты запыленный придорожный кустарник и заросли пожухлого чернобыльника. По обеим сторонам дороги чернели пустынные поля. Время от времени машину потряхивало на выбоинах. В стереосистеме играл «Дом восходящего Солнца». Рей включил. Он был спокоен. Спокоен, как моллюск, черт бы его побрал. Невозмутимо следил за дорогой, слегка покачиваясь в такт музыке. Перед ним на приборной панели лежала Книга. В последнее время он повсюду таскал ее с собой, наверное, не доверяя нам с Дани. Я сидел рядом с ним, стараясь не смотреть в зеркало на лобовом стекле. В нем отчетливо отражался салон машины и тело, лежащее вдоль сидений.
Мы проехали деревню. Там не горело ни огонька. На повороте к лесу машина снова подскочила на выбоине. Тело на заднем сиденье чуть сдвинулось. Из складок одеяла выскользнула бледная рука и повисла над краем автомобильного кресла.
У меня вспотели ладони. Сердце тяжело бухало где-то у самого горла. Рей потянулся к стереосистеме и вывернул регулятор громкости на полную мощность. Салон захлестнули монотонные, сводящие с ума переливы клавиш. Все же лучше, чем слышать шорохи и возню у себя за спиной.
Оказавшись в лесу, мы проехали еще километра полтора, потом Рей съехал с дороги в заросли и заглушил мотор.
— Вылезай, — сказал он коротко.
Мы выволокли из машины труп, завернутый в одеяло. Я взял его за ноги, Рей за голову.
Ствол он сунул себе за пояс.
— Ну, погнали. Только смотри куда ногу ставишь. Тут трясина кругом, — предупредил Рей.
Мы оттащили Дани подальше в болото — насколько хватало света фар. Зыбкая почва предательски чавкала и хлюпала, нога по щиколотку тонула в жирных мхах. По тому, насколько уверенно держался Рей, обходя топкие места, нетрудно было догадаться — он здесь не впервые. Очевидно, Рей хорошо знал эту местность.
— Стоп. Достаточно, — сказал Рей.
Мы опустили тело на землю. Перед нами в свете фар поблескивало окно омута. Мы стояли, глядя друг другу в глаза. Рей слегка задыхался, его губы кривились в упыриной ухмылке.
— Менты нам здесь не нужны, сам понимаешь, — проговорил он. — Если сдашь меня, сядем оба.
— Иди ты к черту, — сказал я устало.
Вскоре все было закончено. Мы оставили в трясине и тело, и ствол. Рей сказал, что это так же надежно, как похоронить в бетоне. Никто не докопается. Если, конечно, не проболтаться ментам. Сказал он это для проформы — он знал, что я его не сдам. Я и так уже вляпался по уши, а смерть Дани спаяла нас воедино. Если это дело раскроется, расплачиваться придется нам обоим.
Когда мы возвращались к машине, уже начинало накрапывать. По пути домой начался настоящий ливень. Грунтовая дорога растеклась жидкой грязью. Лобовое стекло заливала вода. Рей включил «дворники». Ливень все усиливался. Внезапно нас ослепила синеватая вспышка, за ней последовал раскат грома. Машину занесло. Рей чертыхнулся и крутанул руль. Меня швырнуло грудью на панель, едва не вышибив дух.
— Пристегиваться нужно, — проворчал Рей. Он выровнял машину и сбавил скорость. Мы осторожно пробирались сквозь завесу дождя.
Вернувшись домой, мы не сговариваясь взялись за работу. Долго оттирали кровь с пола и стен. Потом бросили в печь окровавленное тряпье и подожгли, плеснув на него керосином. По толевой крыше хибары колотил ливень, а в ночном небе бушевала гроза.
Когда мы закончили, Рей отошел покурить. Я еще разок осмотрел койку Дани и пол вокруг — не осталось ли где пятен крови. Между стеной и спинкой койки была зажата небольшая книжечка. Блокнот Дани. Обложка была забрызгана кровью.
Я раскрыл блокнот и поднес его к керосиновой лампе. На клетчатом листе было выведено неровным почерком:
Бог блуждает в садах безымянной звезды,
Складки тоги влачатся в холодной пыли,
Прах и пепел его отмечают следы
Среди темных полей отгремевшей войны
Ледяной и погасшей звезды.
Бог шествует между холмов из костей,
Нимб, февральской Луны холодней и бледней,
Озаряет надгробья и руны на них,
И на камне прочтя святотатственный стих,
Содрогается в гневе Творец…
Следующие строки были размашисто перечеркнуты и замазаны чернилами. Я перебросил страницу и прочел на следующей:
Здесь холодно и темно
Поля надгробий тянутся до края Земли
И над прахом черное Солнце восходит
Я захлопнул блокнот и бросил его в печь, где еще тлели уголья. Тонкая бумага вспыхнула мгновенно. Я смотрел, как исписанные страницы чернеют и корчатся в пламени. Эх, Дани. Никто не знал, что творится у тебя в голове. Ты медленно сходил с ума, а всем было наплевать.
Страница
12 из 14
12 из 14