Самоволка

В наступившей тишине он услышал булькающий стон откуда-то позади автомобиля. Старшина тоже заметил этот звук.

Там лежал рядовой Никитин, в просторечии — Таран, а на бедрах и животе у него стояло заднее колесо машины. Таран был еще жив. Его голова с бледной до синевы кожей раскачивалась взад-вперед.

Старшина присел возле него.

— Леша… Леша, сынок…

Сергей подумал, что никогда не слышал, чтобы Тарана называли по имени. Сергея и самого давно так не называли. Рядовой Глянцев, товарищ солдат, Глянец, череп… Как угодно, только не Сергеем.

Таран замер, кожа на лице покойника из бледно-голубой превратилась в желтую, как восковая свеча, а нос мгновенно заострился, словно кто-то струганул его ножом.

Старшина тяжело повалился на бок и сел на пол. Его немигающие глаза смотрели в пространство неподвижно.

Наверное, Таран стоял позади машины, когда Кирюха дал задний ход, подумалось Сергею.

Собравшиеся вокруг солдаты молчали. Сергей чувствовал какую-то пронзительную чистоту внутри, почти счастье. Он подошел к стене и сел на ящик, мимоходом посмотрев на тело Кирюхи, с разбрызгавшимся пятном вместо головы, от которого в морозный воздух поднимался пар.

У стены лежал Кирзыч. Глаза и рот у него так и остались широко раскрытыми. Блестящая сизо-красная мешанина вывалилась из его ватника с оторвавшимися пуговицами.

— Вот и все. — Шепотом сказал Сергей.

Он ничего не понимал и понимал все. Бабкин подарок. «Я хочу, чтобы ты жил. Есть кое-кто, кому жить вовсе необязательно. Но это не ты».

В этот день они больше не работали. С них сняли показания, а потом отвели в подразделение и оставили в покое. Старшина не показывался, командир прибежал с диким лицом, приказал, чтобы «все было в порядке» и снова исчез. Они самостоятельно сходили на обед, где все поглядывали на полные миски на столе покойников. После обеда никто никуда не пошел и, что интересно, их не вызывали. Словно взвод погиб в полном составе. Наконец, сели смотреть телевизор. Было ощущение, что во взводе случился внезапный праздник. Сергею надоели расспросами, но никто его не оскорблял. Смерть как-то приструнила всех. А Сергей чувствовал полнейший и нерушимый покой. Когда надоели дурацкие телепередачи, он пошел в дальний угол казармы и лег на чью-то койку. Ему было плевать, чья она. Кажется, раньше здесь спал Таран.

Он почти задремал, когда к нему подошел Гвоздь.

— Сегодня поминать будем. Хлебовоз нам пару бутылок привезет, но мало будет. Придется тебе опять к бабке идти, Глянец. — Голос у сержанта был почти отеческий. Наверное, он привыкал к роли по-настоящему главного во взводе. — И биту не забудь, в такую холодину они еще злее.

— Не пойду. — Ответил Сергей, не открывая глаз. — К тому же, я биту у бабки забыл.

— У бабки?! — Гвоздь выдал сложное ругательство и присвистнул, а Сергей мысленно приготовился к тому, чтобы вскочить и драться. Теперь ему было на все плевать. Предел наступил.

— Я туда больше не пойду.

Сергей открыл глаза и повернул голову к сержанту. Гвоздь не злился.

— Конечно, не пойдешь. Смысла нет, не дойдешь просто. Значит, у бабки забыл? И она ее видела?

— Ну да.

— Дела-а… И выпивку тебе дала?

— Дала и денег не взяла. На вот, держи, здесь все.

— Не понимаю! Испугалась, что ли? Ее месяц назад Кирзыч этой битой отходил.

— Как это?

— А вот так! Меня там не было, они с Тараном и Кирюхой ходили. Ну, говорили, что, мол, она мало дала, а на больше денег не хватало. Они все выпили, а потом опять пошли. Она без денег ничего не давала. Ну, Кирзыч ее и приласкал битой.

— Представляю, как пьяный Кирзыч «ласкает».

— Да что ты! Кирюха говорит, она уже только сипела, вся в кровище была. Они с Тараном еле Кирзыча оттащили. Ну и, понятно, никто после этого к ней идти не хотел. С хлебовозом договаривались, он водку из города возил.

— А меня, значит, послали, потому что я не знал ничего.

— Ну да. Но ты ведь принес! Да еще даром.

— Да, я принес.

И Сергей вдруг рассказал Гвоздю все. Гвоздь его не перебивал, только все больше бледнел. Потом они оба молчали. Наконец, Гвоздь мрачно заметил:

— Ты брешешь, сволочь! На понт берешь, тварь!

Сергей посмотрел прямо в глаза сержанту и спросил:

— Посмотри внимательно и скажи, брешу я или нет?

Они поиграли в «гляделки», а затем Гвоздь встал и молча вышел из казармы.

Через час за Сергеем пришел незнакомый солдат.

— Рядовой Глянцев?

— Я…

— Вас вызывают в штаб, к начальнику Особого отдела.

Они пошли в штаб, и по дороге Сергей думал о сержанте. Значит, Гвоздь — «стукач». Самая презираемая категория в армии. Тот, кто докладывает начальству обо всем, что происходит между солдатами.