Есть кто живой?

Покидая место ночлега, я отметил направление, указанное пятнами лишайника, и старался, чтобы их положение на других стволах было неизменным относительно моего пути. Выйти на дорогу мне так и не удалось. Приходилось идти по заболоченному лесу, надеясь, что во время ночного панического бегства, я выбрал верное направление, и не сбился с него.

Состояние мое стало таково, что временами я на ходу проваливался в забытье, и реальность скрывалась за пеленой болезненного полусна. Приходя в себя, я с удивлением обнаруживал свое тело медленно бредущим по лесу, или усевшимся на замшелую корягу.

Частые остановки отнимали много времени. Я заметил, что вновь начинало смеркаться. Положение отчаянное — в таком болезненном состоянии ещё одна ночь в лесу может оказаться последней в моей жизни.

Я уже начал обреченно высматривать подходящее для ночлега дерево, когда, сквозь лихорадочный шум в ушах, стал пробиваться еле слышный собачий лай. Остановившись, я встряхнул головой, пытаясь прогнать галлюцинацию, но лай стал лишь отчетливее. Как ни странно, он раздавался со стороны спины. Значит, я всё-таки сбился и плутал по лесу.

Я развернулся и быстро пошел на звук, мысленно умоляя собаку не прекращать свой «концерт». Несмотря на свист в легких и покалывание в боку, передышек делать не хотелось, чтобы вновь не сбиться с пути. Чтобы не впасть в полуобморочное состояние, я до крови прикусил губу. Лай уже прекратился, но я не менял направления, пролезая через кусты и навалы валежника.

Лес кончился совершенно внезапно. Пробираясь через заросли бредняка, я словно вывалился на открытый участок. Уже почти стемнело, и в полумраке я увидел дом с горящей в окошке лампой.

Удача! Впервые за эти три дня я был по-настоящему счастлив. Неужели настал конец моим бедам? Я пошел в сторону дома. В сгущающемся сумраке, я пытался определить, куда же я вышел. Судя по всему — Лыково. Только вышел я достаточно далеко от места, где начиналась старая дорога на Плетьково.

Подойдя к дому, я постучал в светлое окно. Занавески на окне шевельнулись и затихли. Через минуту лязгнула щеколда, и на крыльцо вышел угрюмый старик в стеганой душегрейке и калошах на босу ногу.

— Чё стряслось-то, парень? Ты откуда здесь такой? — голос у него оказался сиплым, но, при этом достаточно громким.

— Да заблудился я. А, вообще, долгая история. Мне бы обсохнуть немного.

— Ну, заходи. Заодно и расскажешь свою долгую историю. Я люблю такие истории.

Видно было, как некоторое время, он размышлял — стоит ли пускать, или просто захлопнуть дверь. Он пропустил меня вперед, закрыл дверь на щеколду, и легонько подтолкнул меня к открытой двери, из которой лился свет. Кроме того, от двери тянуло долгожданным теплом и божественным запахом жареной картошки с салом и луком.

Когда мы вошли, дед, порывшись в комоде, протянул мне рубаху и штаны в тонкую полоску. Старик, несмотря на возраст, выглядел довольно крепким, и одежда его висела на мне, как на вешалке. Разумеется, я был несказанно рад и этому.

Мы сели за стол, и старик поставил на деревянную подставку почерневшую сковороду. Аромат еды кружил голову, и ни о чем больше я не мог сейчас думать. Хозяин, между тем, достал из под стола трехлитровую банку с прозрачной жидкостью, и поставил на стол два граненых стакана. Я ощутил резкий запах самогона. Дед налил и протянул мне почти полный стакан.

— Пей все! Тебе согреться надо.

Я не стал спорить, и, задержав дыхание, несколькими большими глотками осушил стакан. Старик подал ковшик воды, чтобы запить и смыть во рту сивушный запах. Я отдышался, и блаженное тепло ощутимыми волнами стало растекаться по жилам. Мы стали есть картошку прямо со сковороды. Только теперь я понял, что такое настоящее счастье. Только теперь я понял, что выбрался из леса, и, что все будет хорошо.

Наевшись и попив воды из ковшика, я начал свой рассказ сам — алкоголь развязал мне язык. Дед курил и слушал внимательно, не перебивая. К моему удивлению, он вполне серьезно воспринимал мои слова, и не усмехался, как над выдумкой чудака, или бредом сумасшедшего.

Когда я закончил говорить, старик некоторое время сидел в задумчивости. Я решил нарушить повисшую паузу прямым вопросом:

— А что, хозяин, раньше было что-нибудь похожее?

— Да как сказать… Надо тебе еще выпить. Вот этот получше будет — на дубовой коре.

Не ответив на мой вопрос, он достал из-под стола еще одну банку, жидкость в которой по цвету напоминала коньяк. Я выпил предложенный стакан залпом. Вкус действительно казался не таким противным, как до того.

Старик встал и стал неторопливо прохаживаться по комнате.

— Когда я сюда приехал жить, Плетьково уже было нежилым селом. Первое, о чем меня предупредили местные — никогда не оставаться в Плетькове на ночь. Днем можно туда ходить, но ночью — никогда.