Пища

Парфен взревел, и влепил ей пощечину наотмашь. После, стал целовать ей шею и грудь.

Но Вика, из последних сил, схватила его зубами за левое плечо.

Он завопил от дикой боли, отрывая ее, от своего окровавленного плеча. Оторвав, он оттолкнул ее, как можно дальше, а сам опустился на пол и схватился руками за рану.

Вика сидела напротив Парфенова и смело, с вызовом, смотрела ему прямо в глаза, она улыбалась и, как кошка, вылизывала кровь со своих рук.

«Дура!» — Заорал на нее Парфен. — «Ненормальная»… — Добавил, уже немного успокаиваясь.

Девушку поразил истерический хохот.

«Заткнись! Заткнись, я сказал!» — Заорал он на нее, не вставая, после чего Вика затихла.

Снова загорелся экран…

Опять, такая же комната, только посреди нее стоит стол, на котором привязана рыжеволосая Светлана. Руки прикованы цепями, которые скрытый механизм, натягивает прямо в две противоположные стены. Света завопила от нечеловеческой боли, руки оторвались, и ее кровь брызнула прямо в экран…

«А-а-а!» — Заголосила от увиденного ужаса Вика.

Теперь Парфенову стало по настоящему жутко! Он понял, что его будут убивать, по любому. Причем убивать жестоко, с пытками и адской, соответственно болью. Ему очень не хотелось умирать, особенно так, и особенно сейчас. Он молод, красив и силен. У него есть бабки и уважение. У него дорогие автомобили и самые красивые девушки. Вика тоже очень красивая. Он видел панический страх в глазах беззащитной девушки. Ей угрожает такая же опасность, как и ему. Бедная девочка, ей намного страшнее. Он уже и не помнил, что несколько минут назад хотел ее изнасиловать. В нем бурлил гнев к настоящему врагу, к такому, которого надо уничтожать на грани звериных инстинктов, злобой, зубами выгрызая артерию.

«Успокойся детка, успокойся. Слышишь! Я не позволю этим больным ублюдкам причинить тебе боль!» — Успокаивал он безумно напуганную девушку, прижимая к себе и гладя ее рукой по голове.

«За что они ее так? Валера, за что?!» — Она тоже забыла все обиды, и инстинктивно прижимаясь к сильному мужчине, всхлипывала у него на груди.

От лютой злобы к неведомому врагу, лицо Парфенова побагровело и пошло пятнами. Резко, но аккуратно оторвав от себя девушку, он безумным взглядом обшарил весь потолок и, выплевывая слова, и слюни стал дико орать… — «Вы попали бля! Вы собственное кровавое гавно, у меня жрать будете! Твари, сволочи! Я Парфен! Я скажу, вас ко мне по частям, перемолотых, в консервных банках доставлять будут! Я лично буду, вам, ваши сука, больные головы, тупой ножовкой отпиливать! Извращенцы херовы!» — Подняв свои пудовые кулаки к потолку, разразился угрозами в адрес похитителей Парфен.

«Успокойтесь Валерочка». — Вика ласково погладила Парфенова по спине.

«Я не позволю… Я, не позволю»… — Твердил он, смотря на нее безумными глазами.

«Конечно, конечно не позволишь. Все будет хорошо»… — Успокаивала она его, как ребенка, ласково гладя по голове.

«А! Опять!» — Воскликнул Парфен, указывая на экран, который действительно, опять зарябил…

Экран снова показывает противное обжорство, но куда ужаснее, предыдущего. Грязные свиньи чавкают, какой то противной блевотиной… Толстяк отрыгивает и кидает свои объедки в свинячье корыто, из которого, очень обрадовавшись, начинает есть бомжеватый мужичок… На этом фоне, опять грязные, чавкающие свиньи… Затем мужичок погладил и отпустил кошку, которую тут же разорвали собаки. Шерсть клочками, кошачий предсмертный визг, лай и рычание собак, с кровавыми мордами… Измазанные в крови свиньи, жрут из одного корыта с мужичком кровавую похлебку. А он поднимает довольную рожу от корыта и жует с открытым ртом, из которого вываливается и вытекает кровавая пища… Толстяк руками стал размазывать по своей роже и майке кровавое месиво…

Экран погас, а из маленькой ниши в стене, опять выпали тюбики с той же, намешенной в пищу, космической виагрой.

«Скоты!» — Завопила разгневанная Вика и подняв тюбик, зашвырнула его прямо в экран. — «Скоты, скоты, скоты, скоты»… — Как безумная повторяла она, топча тюбики ногами.

«Хватит!» — Заорал Парфен, чтобы остановить ее безумную пляску.

Он кинулся к Вике, что бы успокоить, но его порыв был остановлен, тем же ультразвуком. Корчась от ужасной боли, они снова потеряли сознание…

Просыпаются они опять все вместе, только уже без рыжеволосой разрушительницы чужих союзов.

Паша, пожирая юные, прекрасные очертания, через свои гигантские линзы, почти прикасаясь, водит ладонью над миниатюрной, но отчаянно смелой брюнеткой Викой, повторяя контуры ее тела.

«Что вы делаете?! Извращенец!» — Открыв глаза и увидев это безобразие, заорала на него брюнетка.

«Я, ни — ничего. Я не извращенец!» — Оправдываясь, воскликнул Павел Сергеевич.

«Да? Но мы же видели вас.