Я помню локоны моей любимой

За ночь я сильно проголодался, а потому сразу полез в сумку, чтобы перекусить. Но к моему ужасу, там остался последний небольшой кусок сыра и пара яблок. Еды с собой я взял немного, ведь до башни всего день пути. Кто же знал, что все обернется так плохо?

Ситуация становилась хуже — теперь помимо прочего мне грозила голодная смерть. Конечно, в лесу можно найти ягоды, грибы и прочую пищу, но как я пойму, что можно есть, а что нет? Среди лесных даров полно ядовитых. Если грибы я может еще как-то и смогу разобрать на ощупь, хоть и с трудом, то как отличить, например, бруснику от волчьей ягоды? Разве что только по форме листьев на кустах.

Вода во фляжке тоже потихоньку кончалась, а это еще хуже. Если с едой еще как-то можно разобраться, то попить я смогу только если найду речку.

Меня в который раз обуяло отчаяние. Как представлю, сколько трудностей и напастей придется еще преодолеть, так руки опускаются. Мои шансы выжить стремительно падали, в то время как силы духа тоже потихоньку покидали меня. Нужно срочно вспомнить, ради чего я так цепляюсь за жизнь и почему продолжаю бороться.

И я вспомнил. Словно пробивающийся из-за туч солнечный свет, образ возлюбленной озарил мой угнетенный внутренний мир. Я вспомнил, как она пела. Баллада старая, и бог знает, где она ее слышала, но как она ее исполняла! Ради того, чтобы аккомпанировать ей, я даже думал выучиться играть на лютне. Ведь познакомились мы как раз благодаря ее песне. Да, когда я впервые случайно наткнулся на башню в лесу и услышал дивное пение, я уже не мог жить как прежде. Но память — штука хитрая. Я помню ту эйфорию, которую у меня вызывал один только звук ее голоса, но сам по себе я бы его не узнал. Именно потому и стоит выжить, несмотря ни на что; пройти все испытания, которые подкинет мне этот лес, и победить. Я вновь хочу услышать сладкое пение. Очароваться ее голосом, запахом, теплотой и нежностью. Она — моя путеводная звезда в вечной ночи; последняя капля надежды в океане страха и безнадеги.

Весь оставшийся день я спокойно брел по лесу. Ближе к вечеру живот начало крутить от голода, но приходилось терпеть. Я опасался, что могу опять наткнуться на жуткого ночного зверя или кого-то ему подобного, а потому нашел достаточно толстую и прочную ветку, обстругал ее кинжалом и сделал из нее подобие копья. Отчего-то такое оружие придавало мне гораздо больше уверенности.

Ночь я провел на дереве. В какой-то момент мне казалось, что я опять слышу знакомые тяжелые шаги, но, возможно, мне это только почудилось. Поспать в этот раз не удалось — ветка оказалась слишком уж неудобной.

Когда утром я спускался вниз, то случайно нащупал в стволе небольшое дупло с несколькими орешками внутри. Должно быть, какая-то белка делала запасы на зиму. Голод уже успел заесть меня, а потому мне пришлось обокрасть бедное животное. Не бог весть что, но пока сойдет и так. Я запил орехи остатками воды и остался совсем без нее.

Все, что я нашел за весь оставшийся день — несколько белых грибов и куст с ежевикой. И хотя эта ягода теперь вызывала у меня самые болезненные ассоциации, голод помирил нас.

Потом последовала еще одна бессонная ночь, после которой мне уже начало казаться, что я схожу с ума. Восприятие болезненно обострилось: теперь каждый шорох мне мерещился ужасно громким, а любой дискомфорт ощущался нестерпимым.

День шел за днем. Каждую ночь я проводил на деревьях и вслушивался в ночную тишину. Зверь ошивался неподалеку, все это время он не отставал от меня и продолжал преследовать, но только ночью подходил достаточно близко, чтобы я мог почуять его присутствие. Ужасно упертая тварь.

Жажда и голод так истощили меня, что каждый шаг давался с трудом. Самодельное копье теперь использовалось как походная палка, на которую я постоянно опирался. На четвертый день пошел дождь, который помог мне справиться с жаждой. Я наполнил дождевой водой флягу, а сам в это время старался поймать ртом как можно больше капель. Не помереть с голоду помогали грибы и орехи, которые я иногда все-таки находил. Не сказать, чтобы это сильно выручало. Найденной пищи и воды едва хватало просто на то, чтобы выжить, а на плаву меня держали скорее сила духа и мысли о возлюбленной.

Ориентировался я теперь хорошо. Как ни странно, к слепоте можно привыкнуть. Когда я был зрячим, то и не замечал, сколько на самом деле вокруг жизни.