Вкус жестокости

Вид его учителя был кошмарен. Посередине высокого лба старика чернела круглая дырка от пули, выпущенной Павлом. Оскалив острые желтые зубы в хищной ухмылке, дядя Слава повернулся в профиль, демонстрируя полное отсутствие затылочной части черепа, которую снесло выстрелом.

— Ну, здравствуй, Павлик! — ласково поздоровался он, с забившемся в истерике Павлом. — Ты полностью оправдал возложенные на тебя надежды. Ты хороший ученик и я горжусь тобой!

— Ты же мертвый? — взвизгнул Павел, находясь в полуобморочном состоянии. — Я же тебе мозги вынес, как ты можешь разговаривать, после этого?

— Это ты о своем выстреле? Неприятно, но мне это особо не мешает, — пожал залитыми кровью плечами дядя Слава. — Сегодня настал тот момент, которого я ждал так давно! Время сбора урожая.

— Какого нахрен урожая? Ты что несешь!

— Это ты мой урожай, Павлик! — с явным удовольствием потирая руки, произнес дядя Слава. — Все это время я выращивал тебя подобно заботливому огороднику, который растит огурцы или скажем помидоры на грядках в своем любимом саду. Я потакал твоим нечистым наклонностям, я научил тебя ненавидеть всех и вся. Я научил тебя убивать, не тупо ради того, чтобы только избавиться от мешающего тебе человека, а с выдумкой, получая при этом удовольствие.

— Замолчи! — взвыл Павел. — Я все это время верил тебе, как самому себе! Ты был для меня и царь и бог. А сейчас вдруг выясняется, что ты всего лишь использовал меня?

— После того, как ты прострелил мне голову, я понял, что ты созрел, и твоя черная душа налилась соком, — по мере того, как дядя Слава произносил эти слова, внешний вид его претерпевал жуткие изменения. — Если дать тебе возможность развиваться и дальше, твоя душа перезреет и станет черствой и невкусной.

— Отпусти меня! — взревел Павел приходя в ужас при виде того во что превратился дядя Слава.

Почесав правый рог его учитель, лукаво усмехнулся и, подмигнув, хихикнул:

— Рад бы, да не могу! Ты Павлик сейчас самый смак, а я такой сладкоежка, что просто не могу удержаться!

После этих слов демон, в которого превратился дядя Слава, хлопнул в ладоши. И зловещее кресло, к которому был прикован Павел, продолжило свою трансформацию. Спинка внезапно поехала назад и вниз, а передние ножки начали подниматься вверх. Они двигались до тех пор, пока полностью обездвиженный пленник не оказался лежащим в горизонтальном положении.

Павел в ужасе прислушался. Внутри страшного железного ложа продолжилось какое-то непонятное движение сопровождавшееся звуком цепи о шестерни.

Павел отчаянно закричал:

— Дядя Слава — это же я твой Павлик! Остановись!

— Не могу, ты же меня пристрелил! Теперь я другое существо и ты для меня больше не Павлик, а просто вкусная еда, выращенная мною! Вы люди интересный народец. Вот ответь мне, тебе пришла бы на ум фантазия разговаривать с кабачком, который созрел на твоей грядке? Вот то-то и оно! Поэтому заткнись и не мешай мне наслаждаться!

В следующее мгновение жесткое неудобное ложе провернулось на оси, расположенной ровно посредине и Павел, кувыркнувшись вместе с ним, назад оказался висящим вниз головой. По логике вещей он должен был бы стукнуться затылком об каменный пол. Но к тому времени внизу уже открылся люк, а за ним глубокий темный колодец. Скосив глаза вниз, Павел увидел, что вездесущий дядя Слава уже переместился в пространстве и теперь стоял прямо под ним, запрокинув рогатую голову и широко открыв огромный зубастый рот.

У Павла, против его воли, перед глазами вдруг всплыла его первая встреча с дядей Славой…

— И запомни самое главное, Павлик, — со вздохом промолвил тогда дядя Слава, поднимаясь во весь свой рост, — Пауков мало, а муравьев много. И знаешь, почему так?

— И почему? — спросил маленький Павлик.

— Потому что муравьи — это пища, а пауки — это те, кто едят эту самую пищу! Или если быть более точным, то пауки — это охотники, а муравьи — это их добыча. Понял?

— Да! — с придыханием ответил Павел, теперь он все понял.

В то же мгновение откуда-то из темноты сверкнули два кривых лезвия и ожгли глубокими порезами его шею с обеих сторон. Из вспоротых артерий вниз хлынул нескончаемый поток черной крови, под демонический хохот дяди Славы, прямо в его бездонную, ненасытную глотку.

Последней мыслью промелькнувшей в голове Павла было:

— И много у него еще таких, как я муравьев?