37 мин, 34 сек 12413
Так и есть, забинтована — прямо поверх рукава, да еще и ветки вместо шины вставлены. Везунчик я, однако.
Михалыч деловито укладывал походную аптечку в «сидор». Вася Кот, с сайгой наперевес, цинковал по кустам. Я сел. Голова закружилась сильнее, пришлось опереться о землю здоровой рукой. — Что, штормит? Это от кровопотери. Через день пройдет. А вот рану твою придется Парацельсу показать. Я антибиотики вколол, столбняка можешь не бояться. — Благодарствую. А где шавки?Старый промысловик пригладил седоватую бородку, хмыкнул. — Да как ты вожака порешил, так они хвосты поприжали. Иначе бы мы тебя нипочем не отбили. Стрельбу когда услыхали да мат твой забористый, сразу сюда поспешили. — Я вожака завалил?! Это ж… — Волколак. Знаем. Вон там валяется. Ты ему нос срезал начисто. Чуть ли не единственное уязвимое место нашел. Молодца, Кирюха. Ладно, пошли на базу: пора к доку. — Ща, погодь. Я встал и, слегка шатаясь, подошел к поверженному врагу. Етун меня задери, здоровущая какая скотина! Достал из кармашка куртки мультитул, с трудом разложил в плоскогубцы. Левая рука онемела: наверное, Старый вколол обезболивающее. Я склонился над лапой и вырвал коготь. Настоящее-Пьешь?Рита мягкой поступью подошла сзади и положила мне на плечи теплые ладошки. Кошечка моя… — Не-а. — Я повертел стакан и плеснул из бутыля еще на два пальца. — Книжку вот читаю. Литра на два, с картинками. — Хватит с тебя, Никольский. Старого этим не вернешь. Будто сам не знаю. Но до чего паскудно на душе! Друг все же. — Ты его руки видела? У него же когти отросли, как у кошака. В подушечках пальцев прятались. У тебя пока нет когтей, милая?Рита уткнулась носом мне в шею, коснулась губами. — Пока нет. Но если не прекратишь жрать самогон, и без них поцарапаю. И вообще, спать иди. Развернувшись, я сгреб ее за талию, посадил к себе на колени. Отодвинул стакан в сторону. Рита тут же прижалась к моей груди — черные с отливом волосы рассыпались по хрупким плечам. — Мне тоже страшно, милый. Очень. Страшно, что ты не вернешься с очередного выхода, страшно оставаться одной. Это прОклятая земля, Кирилл. Словно в подтверждение ее слов, за окном громыхнуло. Ударило в железную защиту. Потом еще и еще. Удары слились в бесконечную барабанную дробь.
Я погладил волосы Риты, вдохнул чуть горьковатый, такой родной запах. Она прижалась сильнее. — Это всего лишь град, любимая. Всего лишь град. Пойдем спать — выход на сегодня отменяется. В полдень я спустился на второй этаж, в лавку к Бекону. На самом деле никакая это ни лавка, конечно. Квартира. Берлога, как в шутку ее называли. На выкрашенной в серый цвет стальной двери свежая надпись: «Плачу мало — беру ВСЕ». Юморист, блин.
Я нажал на домофоне кнопку вызова. Из динамика запикало. — Никольский, ты, что ли?— Нет, ё. Снорк в кедах. Вопрос Бекона, впрочем, был далеко не праздным. Только что отгуляла Волна — вполне может заявиться в гости новоиспеченный снорк. Вот жил здесь еще вчера какой-нибудь Вася Пупкин, а сегодня вместо него тварь безмозглая. И что характерно — агрессивная. Помню, проф из лаборатории объяснял, почему так. Когда излучение Полигона окончательно ломает человека, изменяется не только тело. Психика тоже подвергается необратимой трансформации. И вот новорожденная тварь, как правило, напуганная и голодная, оказывается в измененном мире. Разума у снорков, по сути, нет — есть начальная рассудочная деятельность да обрывочное мышление, и то лишь на ранних стадиях трансформации. А вот набор инстинктов присутствует во всей красе. И в первую очередь, инстинкт выживания. Проф утверждал, что человеческому существу на Полигоне не место: тут все эволюционные процессы взбесились, приспосабливая живую природу под постоянно меняющиеся погодные условия. Вообще говоря, Полигон — это большая лаборатория, кипящий котел, в котором проходят обкатку различные формы жизни. Человек тоже приспосабливается как может. Или погибает — естественный, понимаешь, отбор. Потому и спрашивает Бекон каждого посетителя, что снорки теряют способность говорить. Наконец меня впустили. Квартира у нашего торговца четырехкомнатная, две оборудованы под склад. На полу — старый линолеум с потертым рисунком. Стены окрашены просто.
Мы вошли в рабочий кабинет Бекона.
— Принес чего?Я выложил на большой железный стол три истраченных «вечных батарейки». Хозяин квартиры тут же сунул их в ящик возле стола. — Как обычно?— Как обычно. На столе появились две пивные бутылки с крупой, три пакета «Marine PRO» и пакет соли. И на том спасибо. Я сгреб все в «сидор». — Что нового слышно?— Ширяевку мародеры пощипали. Несильно, так, с краешку. Две хаты погромить успели, пока ГБР не примчалась. А там от преступничков перья во все стороны полетели. Четверо сразу полегли, остальные дали копоти. Но хозяев хат все равно порешили.
Группа быстрого реагирования, то есть ГБР, при каждом поселке есть. Она что-то вроде охраны, милиции и маленькой армии в одном флаконе. Я, кстати, тоже в нашей ГБР состою.
Михалыч деловито укладывал походную аптечку в «сидор». Вася Кот, с сайгой наперевес, цинковал по кустам. Я сел. Голова закружилась сильнее, пришлось опереться о землю здоровой рукой. — Что, штормит? Это от кровопотери. Через день пройдет. А вот рану твою придется Парацельсу показать. Я антибиотики вколол, столбняка можешь не бояться. — Благодарствую. А где шавки?Старый промысловик пригладил седоватую бородку, хмыкнул. — Да как ты вожака порешил, так они хвосты поприжали. Иначе бы мы тебя нипочем не отбили. Стрельбу когда услыхали да мат твой забористый, сразу сюда поспешили. — Я вожака завалил?! Это ж… — Волколак. Знаем. Вон там валяется. Ты ему нос срезал начисто. Чуть ли не единственное уязвимое место нашел. Молодца, Кирюха. Ладно, пошли на базу: пора к доку. — Ща, погодь. Я встал и, слегка шатаясь, подошел к поверженному врагу. Етун меня задери, здоровущая какая скотина! Достал из кармашка куртки мультитул, с трудом разложил в плоскогубцы. Левая рука онемела: наверное, Старый вколол обезболивающее. Я склонился над лапой и вырвал коготь. Настоящее-Пьешь?Рита мягкой поступью подошла сзади и положила мне на плечи теплые ладошки. Кошечка моя… — Не-а. — Я повертел стакан и плеснул из бутыля еще на два пальца. — Книжку вот читаю. Литра на два, с картинками. — Хватит с тебя, Никольский. Старого этим не вернешь. Будто сам не знаю. Но до чего паскудно на душе! Друг все же. — Ты его руки видела? У него же когти отросли, как у кошака. В подушечках пальцев прятались. У тебя пока нет когтей, милая?Рита уткнулась носом мне в шею, коснулась губами. — Пока нет. Но если не прекратишь жрать самогон, и без них поцарапаю. И вообще, спать иди. Развернувшись, я сгреб ее за талию, посадил к себе на колени. Отодвинул стакан в сторону. Рита тут же прижалась к моей груди — черные с отливом волосы рассыпались по хрупким плечам. — Мне тоже страшно, милый. Очень. Страшно, что ты не вернешься с очередного выхода, страшно оставаться одной. Это прОклятая земля, Кирилл. Словно в подтверждение ее слов, за окном громыхнуло. Ударило в железную защиту. Потом еще и еще. Удары слились в бесконечную барабанную дробь.
Я погладил волосы Риты, вдохнул чуть горьковатый, такой родной запах. Она прижалась сильнее. — Это всего лишь град, любимая. Всего лишь град. Пойдем спать — выход на сегодня отменяется. В полдень я спустился на второй этаж, в лавку к Бекону. На самом деле никакая это ни лавка, конечно. Квартира. Берлога, как в шутку ее называли. На выкрашенной в серый цвет стальной двери свежая надпись: «Плачу мало — беру ВСЕ». Юморист, блин.
Я нажал на домофоне кнопку вызова. Из динамика запикало. — Никольский, ты, что ли?— Нет, ё. Снорк в кедах. Вопрос Бекона, впрочем, был далеко не праздным. Только что отгуляла Волна — вполне может заявиться в гости новоиспеченный снорк. Вот жил здесь еще вчера какой-нибудь Вася Пупкин, а сегодня вместо него тварь безмозглая. И что характерно — агрессивная. Помню, проф из лаборатории объяснял, почему так. Когда излучение Полигона окончательно ломает человека, изменяется не только тело. Психика тоже подвергается необратимой трансформации. И вот новорожденная тварь, как правило, напуганная и голодная, оказывается в измененном мире. Разума у снорков, по сути, нет — есть начальная рассудочная деятельность да обрывочное мышление, и то лишь на ранних стадиях трансформации. А вот набор инстинктов присутствует во всей красе. И в первую очередь, инстинкт выживания. Проф утверждал, что человеческому существу на Полигоне не место: тут все эволюционные процессы взбесились, приспосабливая живую природу под постоянно меняющиеся погодные условия. Вообще говоря, Полигон — это большая лаборатория, кипящий котел, в котором проходят обкатку различные формы жизни. Человек тоже приспосабливается как может. Или погибает — естественный, понимаешь, отбор. Потому и спрашивает Бекон каждого посетителя, что снорки теряют способность говорить. Наконец меня впустили. Квартира у нашего торговца четырехкомнатная, две оборудованы под склад. На полу — старый линолеум с потертым рисунком. Стены окрашены просто.
Мы вошли в рабочий кабинет Бекона.
— Принес чего?Я выложил на большой железный стол три истраченных «вечных батарейки». Хозяин квартиры тут же сунул их в ящик возле стола. — Как обычно?— Как обычно. На столе появились две пивные бутылки с крупой, три пакета «Marine PRO» и пакет соли. И на том спасибо. Я сгреб все в «сидор». — Что нового слышно?— Ширяевку мародеры пощипали. Несильно, так, с краешку. Две хаты погромить успели, пока ГБР не примчалась. А там от преступничков перья во все стороны полетели. Четверо сразу полегли, остальные дали копоти. Но хозяев хат все равно порешили.
Группа быстрого реагирования, то есть ГБР, при каждом поселке есть. Она что-то вроде охраны, милиции и маленькой армии в одном флаконе. Я, кстати, тоже в нашей ГБР состою.
Страница
4 из 11
4 из 11