Добавить в моё избранное
34 мин, 15 сек 11715
Хочется закрыться одеялом, зажмурить крепко — крепко глаза и шептать под нос:
— Я в домике, я в домике…
И просто ждать наступления утра, когда первые лучи восходящего солнца протрубят на весь мир о новой победе света над тьмой.
Глупости. Я ведь взрослая девушка, а не восьмилетний ребенок, пугающийся собственной тени на стене.
Подбадривая себя, встаю с дивана и бреду к окну, чтобы закрыть шторы. Ноги становятся ватными то ли от страха, то ли от долгого сидения на одном месте и в одной не слишком удобной позе.
Останавливаюсь возле окна и вглядываюсь в черноту. Что я там собираюсь увидеть? Не знаю. 15 этаж все-таки.
На сердце стало легче и я уже уверенно подхожу ближе, протягиваю руки к шторам, чтобы задвинуть их.
Бах.
К стеклу прижимается бледная рука.
С ужасом вижу длинные, растопыренные пальцы.
Бах.
К стеклу прижимается ужасная рожа: ярко — оранжевый парик, прикрывающий белое, бледное лицо, обведенные черной краской безумные глаза, следящие за каждым моим движением, курносый, красный нос, как у клоуна, плотно прижатый к стеклу, отчего кончик его носа приподнялся, как пятачок. Ярко — красные губы медленно расплываются в улыбке, обнажая белоснежные, острые зубы.
Бах.
К стеклу прижимается вторая рука, находящаяся чуть ниже уровня головы. Пальцы сжимаются, как будто пытаются воздействовать на окно.
Последнее, что я слышу это звон разбиваемого стекла.
Где-то далеко на краю сознания слышу истеричный визг будильника. С трудом раскрываю тяжелые веки.
Темнота.
Не видно вообще ничего.
Не вырисовываются даже привычные контуры письменного стола, стоящего недалеко от моей кровати.
Часто моргаю, надеясь, что сейчас все прояснится, и я увижу перед собой родную комнату.
Все тщетно.
Ничего не меняется.
Зато становится тяжело дышать.
Только сейчас обращаю внимание, что воздух стертый.
Только сейчас обращаю внимание, что я не лежу на теплой и удобной кровати, а нахожусь в вертикальном положении.
Только сейчас понимаю, что руки висят по швам.
Только сейчас понимаю, что спина облокотилась о что-то твердое и жутко неудобное. Даже не земля, а каменная или кирпичная кладка.
Пытаюсь поднять руки и вытянуть их перед собой, но оказывается, что передо мной тоже перегородка, мешающая даже просто повернуться, не говоря уже о том, чтобы вытянуть руки.
Где я?
Приподнимаю голову и вижу только темноту. Темнота вокруг меня, она обволакивает меня полностью.
Дышу часто-часто, хриплю, пытаясь закричать. Горло пересохло. Торопливо откашливаюсь и начинаю кричать, чуть не оглохнув от собственного голоса:
— Помогите! Кто-нибудь меня слышит?! Помогите!
Наплевав на все, начинаю пинать со всей силы ногой по перегородке впереди себя.
От боли крик захлебывается:
— Ой, мамочка, как больно!
Давлюсь собственными слезами, не имея возможности даже просто погладить ушибленное место. Слишком далеко находится стопа.
— Это все сон! Это просто еще один дурацкий сон! — повторяю и повторяю одно и тоже, словно обезумев. Стены вокруг меня начинают давить, хочется обхватить голову руками и закрыть глаза.
Воздуха начинает катастрофически не хватать.
Задыхаюсь.
Господи, Господи, Господи!
На грани сознания слышу тихий писк.
Замираю на месте, от волнения даже не заметив, что вновь начинаю дышать спокойно.
Внутренне холодея, ощущаю, как по моей оголенной ноге начинает подниматься маленькое, мохнатое тельце. А за ним волочится длинный, голый хвост.
Господи!
Тишина.
Все люди за пределами этих стен стараются говорить шепотом, словно боясь нарушить болезненную, умирающую тишину данного здания и этой комнаты в частности.
На обычной одноместной кровати лежит девушка. Довольно симпатичная молодая девушка. Ее длинные пепельно — русые волосы свободно рассыпаны по подушке, большие серо — голубые глаза плотно прикрыты, удлиненное, бледное лицо с высокими скулами спокойно и безъэмоционально.
Дверь палаты приоткрывается, и в нее заходят двое мужчин и женщина.
— Мы не понимаем, что с ней, она как будто просто уснула, — начинает мужчина в белом халате, бросая озабоченный взгляд на девушку.
После этих слов женщина начинает горько рыдать, размазывая черную тушь по лицу, а рядом стоящий мужчина прижимает ее к себе, растерянно поглаживая ее волосы. Его потухший взгляд не сходит с лица дочери, что продолжает безмятежно спать на больничной кровати.
— И не может проснуться, — продолжил свою мысль доктор, осторожно прикрывая дверь палаты и оставляя родителей наедине.
— Я в домике, я в домике…
И просто ждать наступления утра, когда первые лучи восходящего солнца протрубят на весь мир о новой победе света над тьмой.
Глупости. Я ведь взрослая девушка, а не восьмилетний ребенок, пугающийся собственной тени на стене.
Подбадривая себя, встаю с дивана и бреду к окну, чтобы закрыть шторы. Ноги становятся ватными то ли от страха, то ли от долгого сидения на одном месте и в одной не слишком удобной позе.
Останавливаюсь возле окна и вглядываюсь в черноту. Что я там собираюсь увидеть? Не знаю. 15 этаж все-таки.
На сердце стало легче и я уже уверенно подхожу ближе, протягиваю руки к шторам, чтобы задвинуть их.
Бах.
К стеклу прижимается бледная рука.
С ужасом вижу длинные, растопыренные пальцы.
Бах.
К стеклу прижимается ужасная рожа: ярко — оранжевый парик, прикрывающий белое, бледное лицо, обведенные черной краской безумные глаза, следящие за каждым моим движением, курносый, красный нос, как у клоуна, плотно прижатый к стеклу, отчего кончик его носа приподнялся, как пятачок. Ярко — красные губы медленно расплываются в улыбке, обнажая белоснежные, острые зубы.
Бах.
К стеклу прижимается вторая рука, находящаяся чуть ниже уровня головы. Пальцы сжимаются, как будто пытаются воздействовать на окно.
Последнее, что я слышу это звон разбиваемого стекла.
Где-то далеко на краю сознания слышу истеричный визг будильника. С трудом раскрываю тяжелые веки.
Темнота.
Не видно вообще ничего.
Не вырисовываются даже привычные контуры письменного стола, стоящего недалеко от моей кровати.
Часто моргаю, надеясь, что сейчас все прояснится, и я увижу перед собой родную комнату.
Все тщетно.
Ничего не меняется.
Зато становится тяжело дышать.
Только сейчас обращаю внимание, что воздух стертый.
Только сейчас обращаю внимание, что я не лежу на теплой и удобной кровати, а нахожусь в вертикальном положении.
Только сейчас понимаю, что руки висят по швам.
Только сейчас понимаю, что спина облокотилась о что-то твердое и жутко неудобное. Даже не земля, а каменная или кирпичная кладка.
Пытаюсь поднять руки и вытянуть их перед собой, но оказывается, что передо мной тоже перегородка, мешающая даже просто повернуться, не говоря уже о том, чтобы вытянуть руки.
Где я?
Приподнимаю голову и вижу только темноту. Темнота вокруг меня, она обволакивает меня полностью.
Дышу часто-часто, хриплю, пытаясь закричать. Горло пересохло. Торопливо откашливаюсь и начинаю кричать, чуть не оглохнув от собственного голоса:
— Помогите! Кто-нибудь меня слышит?! Помогите!
Наплевав на все, начинаю пинать со всей силы ногой по перегородке впереди себя.
От боли крик захлебывается:
— Ой, мамочка, как больно!
Давлюсь собственными слезами, не имея возможности даже просто погладить ушибленное место. Слишком далеко находится стопа.
— Это все сон! Это просто еще один дурацкий сон! — повторяю и повторяю одно и тоже, словно обезумев. Стены вокруг меня начинают давить, хочется обхватить голову руками и закрыть глаза.
Воздуха начинает катастрофически не хватать.
Задыхаюсь.
Господи, Господи, Господи!
На грани сознания слышу тихий писк.
Замираю на месте, от волнения даже не заметив, что вновь начинаю дышать спокойно.
Внутренне холодея, ощущаю, как по моей оголенной ноге начинает подниматься маленькое, мохнатое тельце. А за ним волочится длинный, голый хвост.
Господи!
Тишина.
Все люди за пределами этих стен стараются говорить шепотом, словно боясь нарушить болезненную, умирающую тишину данного здания и этой комнаты в частности.
На обычной одноместной кровати лежит девушка. Довольно симпатичная молодая девушка. Ее длинные пепельно — русые волосы свободно рассыпаны по подушке, большие серо — голубые глаза плотно прикрыты, удлиненное, бледное лицо с высокими скулами спокойно и безъэмоционально.
Дверь палаты приоткрывается, и в нее заходят двое мужчин и женщина.
— Мы не понимаем, что с ней, она как будто просто уснула, — начинает мужчина в белом халате, бросая озабоченный взгляд на девушку.
После этих слов женщина начинает горько рыдать, размазывая черную тушь по лицу, а рядом стоящий мужчина прижимает ее к себе, растерянно поглаживая ее волосы. Его потухший взгляд не сходит с лица дочери, что продолжает безмятежно спать на больничной кровати.
— И не может проснуться, — продолжил свою мысль доктор, осторожно прикрывая дверь палаты и оставляя родителей наедине.
Страница
10 из 10
10 из 10
