Если бы я был дьяволом, я бы создал ад из бетона. Закрывая глаза, я вижу его перед собой: огромный лабиринт, а над ним небо цвета асфальта. Воздух там влажный и тяжелый, при каждом вдохе чувствуется, как в легких оседают частицы яда…
Добавить в моё избранное
35 мин, 57 сек 19971
Люди в моем аду похожи, как близнецы: все с бледными до прозрачности лицами и тусклыми волосами, с потухшими глазами и изъеденными разочарованием душами. И, конечно, я добавил бы туда сомнения и надежды, пощедрее, чтобы вернее привести их к отчаянию. Пусть они никогда не знают, сколько яда накопили их тела и когда их органы начнут разлагаться. Пусть они надеются, что их дети родятся здоровыми и не верят своим глазам, глядя на полумертвых уродцев, выползших из материнской утробы…
Таким был мой родной город, где я прожил тридцать лет. В детстве я мечтал уехать отсюда, но потом понял, что мир вовсе не ждет меня с распростертыми объятиями. Что толку удрать из родных мест, чтобы нищенствовать на чужбине?
Сначала я пошел работать на фабрику, где мне выдали синий синтетический комбинезон и ботинки с железными носами. Я таскал ящики с лоснящимися фруктами, которые выглядели пластиковыми, складывал их штабелями. Иногда из ящиков выползали огромные полудохлые пауки. Они медленно ползли к выходу из цеха, неуклюже двигая своими членистыми лапами, пока кто-нибудь из рабочих не раздавливал их.
Тогда меня поддерживала единственная мечта: накопить денег, отучиться, купить хороший костюм и пойти работать в банк, зарабатывать деньги. Ведь с деньгами даже самый мертвый мир можно расцветить красками.
Я ошибался. К концу рабочего дня дорогая одежда становилась такой же противной и вонючей, как фабричные комбинезоны. Лакированные туфли оказались столь же неудобными, как и окованные железом ботинки. А клиенты были такими же неповоротливыми и тупыми, как те пауки. Только теперь я не мог раздавить их одним движением. Приходилось натягивать дежурную улыбку и объяснять по тысяче раз, почему мы не выдадим кредит. Или что они должны заложить все, что имеют, если хотят получить выгодную процентную ставку. К вечеру лица сливались в один белый круг с черными провалами глаз, звуки голосов давили на уши. Нерешительные движения раздражали почти до рвоты.
Конечно, людей не стоило ни в чем винить. Они были больны или слишком измотаны. Не удивительно, что они казались заторможенными. Я и сам никогда, даже в детстве не чувствовал себя полностью здоровым.
Существовало три теории отравления наших мест. Фактом во всех трех оставалось одно — наш город вырос между двумя войнами вокруг засекреченной зоны, где было произведено рекордное количество расстрелов. Одни считали, что когда-то на приговоренных зеках испытывали химическое оружие, и их трупы, похороненные в нашей земле, понемногу отдали яд почве. Вторые ставили на работавших заключенных. Якобы они подмешивали отраву в цемент и добавляли свинец в состав водопроводных труб, когда строился наш город. Третьи же полагали, что проклятья множества смертников не пропали даром, и мы на самом деле не больны и не отравлены, а просто прокляты.
Так или иначе, но наши места не особо подходили для жизни. Даже растения у нас не желали расти: либо сгнивали на корню, либо вырождались в сорняки.
От некогда дерзких планов и желаний к тридцати годам у меня осталась лишь одна, очень прозаическая мечта — купить квартиру. Детство я провел в общежитии с кучей родственников, всю молодость скитался по съемным углам. Было бы неплохо иметь свой дом.
Накопив достаточно денег, я стал неспешно обзванивать риэлторские фирмы, пару раз даже ездил смотреть разные варианты. Потому и не удивился, когда мне позвонил незнакомец и стал расхваливать какую-то лачугу в промышленном районе. Такие квартиры меня, конечно, не интересовали, я пытался вежливо закончить разговор, и тогда он заговорщицки прошептал в трубку:
— Кроме того, у этой квартиры есть огромное достоинство — отдельный сад.
— Зачем мне сад?
— Я уверен, что вам понравится. Ведь так приятно прийти домой с работы и вдохнуть полной грудью свежий аромат цветов. Взглянуть на яркие растения после долгого дня, проведенного в серых помещениях. Отведать сочный, только что сорванный с ветки плод…
В его холодном деловом голосе зазвучали поэтические нотки. Будто он сам верит в то, что говорит. Или просто очень хороший продавец.
— Да разве у нас такое вырастет?
— Там вырастет все, что вы пожелаете.
Я поспешил распрощаться с надоедливым риэлтором и вернулся к работе. Смешно и думать, что меня рассчитывали соблазнить столь явной ложью: не приживаются в нашем городе цветы или плоды. Хвощи, мокрица да плесень, вот что у нас растет.
И все же, обещанный сад никак не выходил у меня из головы. Заполняя бланки и повторяя клиентам условия договора, я думал о маленьком уголке рая, о кусочке живой зелени среди бетонных стен. Странно — обычно меня не интересовала природа и всякое там земледелие.
Но тем не менее, вечером, садясь в машину, я отправил риэлтору смс с просьбой показать мне квартиру с садом.
Ответ пришел в полночь. Телефон тихонько тренькнул, и я сел на постели.
Таким был мой родной город, где я прожил тридцать лет. В детстве я мечтал уехать отсюда, но потом понял, что мир вовсе не ждет меня с распростертыми объятиями. Что толку удрать из родных мест, чтобы нищенствовать на чужбине?
Сначала я пошел работать на фабрику, где мне выдали синий синтетический комбинезон и ботинки с железными носами. Я таскал ящики с лоснящимися фруктами, которые выглядели пластиковыми, складывал их штабелями. Иногда из ящиков выползали огромные полудохлые пауки. Они медленно ползли к выходу из цеха, неуклюже двигая своими членистыми лапами, пока кто-нибудь из рабочих не раздавливал их.
Тогда меня поддерживала единственная мечта: накопить денег, отучиться, купить хороший костюм и пойти работать в банк, зарабатывать деньги. Ведь с деньгами даже самый мертвый мир можно расцветить красками.
Я ошибался. К концу рабочего дня дорогая одежда становилась такой же противной и вонючей, как фабричные комбинезоны. Лакированные туфли оказались столь же неудобными, как и окованные железом ботинки. А клиенты были такими же неповоротливыми и тупыми, как те пауки. Только теперь я не мог раздавить их одним движением. Приходилось натягивать дежурную улыбку и объяснять по тысяче раз, почему мы не выдадим кредит. Или что они должны заложить все, что имеют, если хотят получить выгодную процентную ставку. К вечеру лица сливались в один белый круг с черными провалами глаз, звуки голосов давили на уши. Нерешительные движения раздражали почти до рвоты.
Конечно, людей не стоило ни в чем винить. Они были больны или слишком измотаны. Не удивительно, что они казались заторможенными. Я и сам никогда, даже в детстве не чувствовал себя полностью здоровым.
Существовало три теории отравления наших мест. Фактом во всех трех оставалось одно — наш город вырос между двумя войнами вокруг засекреченной зоны, где было произведено рекордное количество расстрелов. Одни считали, что когда-то на приговоренных зеках испытывали химическое оружие, и их трупы, похороненные в нашей земле, понемногу отдали яд почве. Вторые ставили на работавших заключенных. Якобы они подмешивали отраву в цемент и добавляли свинец в состав водопроводных труб, когда строился наш город. Третьи же полагали, что проклятья множества смертников не пропали даром, и мы на самом деле не больны и не отравлены, а просто прокляты.
Так или иначе, но наши места не особо подходили для жизни. Даже растения у нас не желали расти: либо сгнивали на корню, либо вырождались в сорняки.
От некогда дерзких планов и желаний к тридцати годам у меня осталась лишь одна, очень прозаическая мечта — купить квартиру. Детство я провел в общежитии с кучей родственников, всю молодость скитался по съемным углам. Было бы неплохо иметь свой дом.
Накопив достаточно денег, я стал неспешно обзванивать риэлторские фирмы, пару раз даже ездил смотреть разные варианты. Потому и не удивился, когда мне позвонил незнакомец и стал расхваливать какую-то лачугу в промышленном районе. Такие квартиры меня, конечно, не интересовали, я пытался вежливо закончить разговор, и тогда он заговорщицки прошептал в трубку:
— Кроме того, у этой квартиры есть огромное достоинство — отдельный сад.
— Зачем мне сад?
— Я уверен, что вам понравится. Ведь так приятно прийти домой с работы и вдохнуть полной грудью свежий аромат цветов. Взглянуть на яркие растения после долгого дня, проведенного в серых помещениях. Отведать сочный, только что сорванный с ветки плод…
В его холодном деловом голосе зазвучали поэтические нотки. Будто он сам верит в то, что говорит. Или просто очень хороший продавец.
— Да разве у нас такое вырастет?
— Там вырастет все, что вы пожелаете.
Я поспешил распрощаться с надоедливым риэлтором и вернулся к работе. Смешно и думать, что меня рассчитывали соблазнить столь явной ложью: не приживаются в нашем городе цветы или плоды. Хвощи, мокрица да плесень, вот что у нас растет.
И все же, обещанный сад никак не выходил у меня из головы. Заполняя бланки и повторяя клиентам условия договора, я думал о маленьком уголке рая, о кусочке живой зелени среди бетонных стен. Странно — обычно меня не интересовала природа и всякое там земледелие.
Но тем не менее, вечером, садясь в машину, я отправил риэлтору смс с просьбой показать мне квартиру с садом.
Ответ пришел в полночь. Телефон тихонько тренькнул, и я сел на постели.
Страница
1 из 10
1 из 10
